Книга Крепостная, страница 141 – Марьяна Брай

— Я думала… надо съездить к Петру и расспросить его о Кларе, о сыне?

— Он не узнаёт Владимира, Надя! Как только он хотя бы внешне станет выглядеть, как раньше, мы с доктором вместе привезем его в усадьбу. Я могу поклясться. Владимир привозит к нему лучших докторов, и здесь ему остаться куда полезнее, чем просто лежать опекаемым женщинами в деревне. Я напишу Осипу Германовичу письмо и в нем все сообщу так, как это следует сделать. Вам не стоит все брать в свои руки. Я не прощу себе, если «благодаря» моим неправильным действиям вы изменитесь и превратитесь в помещицу, каких я вижу на родине сплошь и рядом, - он заулыбался, когда замолчал.

И я согласилась на прогулку.

На следующий день мы объехали несколько магазинов, потом купили мне билет на утренний рейс. Причем Евгений настоял выкупить двухместное купе, чтобы нам с младенцем никто не помешал. В вечер перед моим отъездом он предложил выйти в свет и посетить театр.

Я понимала, что моя скромная одежда совсем не подходит для таких случаев. А желание провести еще немного времени с этим необыкновенным мужчиной заставило соврать:

— Давайте лучше прогуляемся, как вчера. Город так красив! Да и поговорить мы сможем спокойно, - я и правда хотела больше узнать, потому что с каждым днем видела в нем и Человека, и Мужчину с большой буквы.

И мы гуляли. Останавливались в парках, чтобы посидеть под раскидистыми, начавшими уже желтеть дубами. Кормили уток у каналов. Наблюдализа небольшим кукольным театром, расположившимся на площади.

Город открылся мне совершенно с другой стороны, нежели та, которую я увидела по приезду. Но сердце все равно рвалось домой, в небольшой уральский городок, в размеренную и понятную жизнь. Я не могла поверить, что та Надя, которая бежала из деревни сломя голову, теперь в новой жизни нашла в деревне свой покой и свое предназначение.

Началось это когда в доме появилась Лидия и ее девочки-художницы, усадьба будто поменялась не только изнутри, но и снаружи: большой и когда-то не особо приветливый, как бывшая хозяйка, дом стал вдруг похожим на печатный пряник. Лидия даже и не старалась. Дом расцветал под ее: «мне думается, нужно покрасить наличники. Белые наличники точно освежат атмосферу во дворе». Они красили, чистили, мели и снова красили.

Даже Нюра вытащила из каких-то только ей ведомых закромов новые занавески, накидки, салфетки для мебели с легкомысленными кистями, разноцветные половики для коридоров вместо однотонных серых.

Поскольку телеграф, хоть и развивался, по нынешним оценкам, семимильными шагами, написать в разные города еще было нельзя. И я ехала в Троицк, понимая, что придется самой с тремя узлами обновок для Германа, рожками и прочей утварью добираться с вокзала до Верхнеуральска.

Евгений велел отправить с вокзала парнишку к нему в дом с письмом. По его указанию за мной должна приехать удобная карета и отвезти домой. Я отнекивалась, но понимала, что дело здесь даже не в деньгах, а в безопасности, и рисковать глупо.

— Я даже не представляю, как и когда смогу отплатить вам тем же, Евгений! – когда проводник сообщил, что провожающим пора выходить, сказала я. Мы стояли в небольшом купе, заложенном всякой всячиной, и смотрели друг на друга.

— Я думаю, вы найдете для меня место в своем сердце, Наденька. Потому что я не собираюсь оставаться вашим другом. Теперь, когда между нами вообще нет тайн, думаю, можно представить: как бы было хорошо, если бы мы с вами были вместе.