Книга Барышня-служанка, страница 29 – Елена Княжинская

Я успела сделать лишь несколько шагов, когда услышала настойчиво зовущий меня голос. Обернулась и увидела миниатюрную девушку в пальто и лисьей шапке. Она приветливо помахала мне рукой, на мгновение высвободив ее из лисьей муфты.

– А я все гадаю: ты, не ты, – произнесла она, подойдя ближе. – Что ты здесь делаешь?

В наследство от Катерины я получила множество воспоминаний, но, лишенные эмоций, они подчас были бесполезны. Например, сейчас я смотрела на хорошенькую блондинку с фарфоровой кожей, понимала, что знала ее, но не представляла, кем она была для Нефедовой: другом, врагом, случайной знакомой. И ведь не спросишь: “Барышня, мы с вами дружим или как? Если дружим, то по-настоящему или против кого-то?”

Будь девушка далеко, я и правда могла бы сделать вид, будто не услышала ее или не заметила, но она подошла слишком близко. Пытливо смотрела на меня и ждала ответ.

Я с тоской оглянулась на дорожку, ведущую к дому. Володя, наверно, уже поставил чайник, сделал бутерброды, а я все маялась здесь вместо того, чтобы быть рядом с ним. Даже обед голодному мужу не приготовила. Кому нужна такая жена?

– Так и будешь притворяться, будто не узнала меня? – спросила блондинка. – Быстро же ты забыла старых друзей.

Ага, чую, с такими друзьями врагов не надо.

– Нет, Лизавета, – ответила, подражая ее манере речи, сочиняя на ходу, – я выбирала папеньке подарок и была бы весьма признательна, если бы ты не привлекала ко мне внимание. Еще лучше, если ты вовсе “забудешь” об этой встрече.

Блондинка прошлась по мне критическим взглядом. Разве что руку ко лбу не приложила, чтобы проверить температуру, или не покрутила пальцем у виска.

– Никогда не замечала за тобой теплых чувств к Семену Андреевичу. С чего вдруг такие перемены?

Так, то ли они с Катериной и правда были близки, то ли та совсем не скрывала свое отношение к отцу. Чего хотела добиться? Внимания? Жалости? Боюсь, мне этого не понять. Семейные ссоры и проблемы я не имела привычки выносить на люди. Нефедова, напротив, обожала играть на публику.

– Повздорили мы с ним, – нашлась я, – крепко. Придется прощение вымаливать.

– Ах, Катя! Только тебе в голову могла прийти такая мысль – покупать отцу подарки на его же деньги, чтобы помириться с ним.

Лизавета громко рассмеялась собственной шутке. Смех у нее был звонкий, заразительный, но голубые глаза остались холодными, как льдинки.

– Так ведь других нет, или ты прикажешь мне работать?

– Фи! Что за глупости ты говоришь? Такие девушки, как мы, рождены, чтобы украшать собой мир. Пусть дурнушки работают,– вынесла она вердикт. – И все же почему ты именно здесь, на окраине города?

– А ты?

– Я? – блондинка оглянулась. Тот, кого она, как мне показалось, ждала, не спешил появляться или же боялся огласки. – Так… неважно. Ты на балу у Репниных будешь? Глупый, конечно, вопрос. Разве ты пропустишь его?

– Если с папенькой помирюсь.

– Помиришься. Ты та еще лиса. К любому подольстишься, если нужно.

Да, хорошая репутация у Катерины: вздорная, капризная, своенравная эгоистка. Что в ней только нашел Владимир или не нашел, а по какой-то причине вынуждено терпел?

Я не успела додумать эту мысль. Лизавета, наконец, заметила кого-то и поспешила проститься со мной. Я так и не поняла, какие отношения связывали их с Катериной, но что-то мне подсказывало, что они были скорее соперницами,чем врагами или подругами. Меня не оставляло ощущение, что это не последняя встреча с прошлым, что ничего хорошего от таких свиданий ждать не стоит.