Книга Невидимый враг, страница 74 – Анна Снегова

— Колин, стой! — выставляю вперёд ладонь.

Он послушно останавливается, сверкая на меня белыми зубами. В глазах столько обожания и восхищения, что меня колет угрызениями совести. Невидимые пальцы на моём запястье предупреждающе сжимаются и дёргают, не пускают, когда я пытаюсь сделать шаг вперёд. Вздыхаю. Вот же… ревнивый собственник! Надо срочно что-то делать, как-то разрешить ситуацию, пока у него от ревности окончательно не снесло крышу. Потому что у меня уже все волоски на теле дыбом от того, какой концентрацией магии вокруг меня наполнен воздух. Это как мрачные тучи, клубящиеся перед грозой. Вот-вот взорвутся разрядом.

— Я сказала, что сегодня хочу танцевать одна. На тебя тоже распространяется.

— Но… ты же волосы расплела! Я думал… — недоумённо хмурит брови Колин. Пытается сообразить, что к чему. Напрасная попытка! Я сама себя уже перестала понимать. Потом он, кажется, вспоминает, зачем шёл, и его лицо разглаживается. — На вот, возьми!

Протягивает мне свой веник.

Под ногами у Колина начинает тлеть трава.

Я снова вздыхаю. Ну что ж… сходить с ума, так до конца. Какого ещё безумия недостаёт в моей коллекции сегодня? Вот такого, пример.

Поднимаю свободную правую руку и решительно стягиваю с шеи платок. Благо, кот за время танца своими поцелуями и так уже совершенно распустил узел, держалось всё на честном слове.

Трава перестаёт тлеть.

Я всей кожей чувствую удивление Невидимки. Хватка на моём запястьечуть ослабевает.

А на Колина так вообще больно смотреть. Он следит глазами за моим жестом… и замечает отметину от поцелуя на шее. Весь становится какой-то сникший, несчастный… ромашки падают в грязь. Мне становится жалко их, и жалко хорошего парня. Но что поделаешь! Тот, кто любит, всегда слишком уязвим, обнажает душу, снимая броню, и в это, самое нежное и беззащитное, бьют больнее всего — это наш общий жизненный урок, мой друг! Надеюсь, ты сможешь вылечиться от этой болезни прежде, чем она зайдёт слишком далеко и станет смертельной. Я вот не смогла остановиться вовремя. Мне, кажется, уже поздно.

— Могла бы просто сказать, что уже нашла себе жениха… а я-то думал, и чего наш вождь так спешил изменить обычай… ну ты это… счастья тебе!

Он разворачивается и уходит с поникшими плечами.

Больше ко мне никто не решается подходить. Эту сцену видели все, кто мялся в нерешительности за пределами круга и думал, как бы ко мне подкатить. По счастью, хотя бы брат с Гордевидом ничего не заметили — они о чём-то оживлённо спорят со старейшинами за столом.

Я снова одна. Снова играет музыка, но танцевать как на зло больше не хочется. Всё настроение растеряла. В сердце будто торчит невидимая отравленная игла, каждое движение загоняет её всё глубже и глубже.

Но будь я проклята, если ему это покажу.

Вздёргиваю подбородок, фыркаю и говорю едва слышно. Так, чтобы слышал только мой Невидимка:

— Глупости какие! Нет у меня никакого жениха. Да и парня нету. Правда, теперь-то можно! Надо будет поискать. В крайнем случае, всегда есть надёжный и гарантированный вариант. Колин…

Меня дёргают за руку назад, чуть не падаю, теряя равновесие.

И тащат куда-то за пределы оживлённой площади.

Прямо через толпу, расталкивая людей, и мне приходится извиняться за нас обоих.

Там, на краю площади, высятся грушевые деревья, изнывающие под тяжестью зреющих плодов. Сладковатый запах дурманит и напоминает о детстве. Доносится весёлая музыка, всех будто «расколдовали» с моим уходом, жители поселка дружно пускаются в пляс, над площадью то и дело слышны взрывы хохота, стук глиняных кружек, здравницы юбиляру.