Книга Лихо. Только твой, страница 13 – Галина Чередий

– Это только по-твоему. Уходи. – Для того, чтобы не случилось недопонимания, я ещё и указала на дверь, выжидательно упёршись в бывшего взглядом. Надеюсь, что очень решительным и непримиримым.

Пашенька почти не изменился. Строгий светлый костюм на заказ, лаконичный ёжик русых волос с серебром редкой седины на висках. Чуть резковатые, но от этого неумолимо цепляющие черты лица скандинавского божества; вечный, будто приросший намек на будущую обаятельную улыбку в изгибе рта. Ярко-голубые глаза, с чуть более углубившимися лучистыми морщинками вокруг, что взирают на мир с неизменной, идеально отмерянной, чтобы не стать отталкивающе-раздражающей, уверенностью, внушающей тебе иллюзию защищенности, надежности. Да уж, мой бывший умел производить на женщин неизгладимое впечатление, это его врожденная сверхспособность. Как и умение внушить всем поведшимся на это дурам ощущение собственной исключительности в его глазах. Ровно до тех пор, пока ты не убеждаешься в обратном и не осознаешь, что все эти его сверхспособности направлены исключительно на то, чтобы использовать всех по мере необходимости и исходя из имеющихся у них возможностей.

– Софи… – начал Пашенька, вздохнув и наградив меня взглядом бесконечно терпеливого и страдающего человека, но я вскинула ладонь, обрывая его заготовленную речь.

– Прекрати! Я всегда терпеть не могла, когда ты называешь меня так. Как шлюху в борделе.

– А я надеялся, что ты достаточно повзрослела, чтобы перестать выдумыватьсебе обиды на пустом месте и искать во всем оскорбительный смысл.

– Рада не оправдать твоих надежд на мой счёт, – огрызнулась я, ощущая, что неумолимо начинаю заводиться, а значит проигрывать ему, как всегда. – Уходи.

– Может, ты мне хоть чаю предложишь? На улице сырость, я бы не отказался выпить горячего.

– Чаю тебе жена нальет, Паша. У меня нет ни времени, ни желания привечать чужих мужиков.

– Мужиков, – чуть заметно поморщился подлец. – Деревней лапотной попахивает.

– А от твоего «Софи» – дешёвым борделем, – возразила я, злясь все больше.

Нельзя с ним спорить, нельзя вообще говорить. Выгнать к чертям и все. Но этот козлина явно был не намерен уходить так просто, а выталкивать у меня силенок маловато, да и нельзя мне к нему прикасаться. Ни за что нельзя, проходили.

А Павел тем временем огляделся, явно выискивая, куда бы свой букетище пристроить.

– Бог с ним, с чаем, давай так поговорим, – с новым, полным терпеливого упрека вздохом, когда-то производившим на меня такое мощное впечатление, произнес он и снова огляделся. – Только, может, ты хоть присядешь, ведь весь день же на ногах наверняка. Спина и шея ноют же.

О, ну вот в ход пошла и тяжёлая артиллерия в виде псевдозаботы. Я чуть зубами от раздражения не скрипнула, ощутив на своих плечах фантомные прикосновения, мягко разминающие затёкшие за день плечи и шею, а потом и щекотку дыхания за мгновенье до того, как кожи под ухом коснуться ласковые губы. Расслабить, заставить поплыть, это бывший умел, а потом лежишь и пялишься в потолок не понимая, какого черта-то позволила, пока он, не торопясь, одевается, собираясь уйти и оставить меня ни с чем. Последнее время во всех смыслах, между прочим, прелюдия-массаж не в счёт. Хотя чего уж душой кривить, прикосновения привычные, знающие, знакомые, это то, по чему я очень тоскую.