Книга Подарок к рождеству, страница 30 – Вайолетт Лайонз

Когда Ник начал медленно, сдерживая не­терпение, входить в нее, их взгляды скрести­лись, и оба увидели в глазах друг друга дикое желание, неуправляемую страсть и бесконечную нежность.

— Не этого ли ты хотела, Абигейл? — услы­шала она над ухом его прерывистый шепот. — Не этого ли ты...

— О да! Я всегда... — Не переставая гово­рить, она делала плавные и тоже нетерпели­вые движения низом живота навстречу муж­чине, чтобы облегчить и ускорить его спуск в долину любви. — Я всегда хотела этого... Всегда.

Через секунду, когда он проник в нее пол­ностью, женщина тихонько вскрикнула, об­хватила его за плечи и с силой потянула на себя. Они сразу и без труда вошли в самый древ­ний ритм человечества. Их встречные движе­ния были отточенными и слаженными, будто оба знали и любили друг друга не один год. Вскоре эти движения стали походить на размеренные не­жные удары, которые наносились сверху вниз и снизу вверх все быстрее и быстрее и становились все резче, грубее, неистовее...

И он, и она ничего больше не произносили, ничего не говорили друг другу. Потому что слова были уже не нужны. Потому что на смену им пришли другие звуки, и они в этот миг были понятнее любых слов. Влажные звуки поцелуев, прерывистое дыхание, гортанные рыки и сто­ны, усиливающийся схлест тел и бесстыдные, хлюпающие шлепки... Это были звуки любви, из которых во все времена рождалась самая слад­кая, самая неумирающая музыка на земле.

Прошло еще несколько мгновений, и Аби­гейл внезапно почувствовала, будто где-то глу­боко внутри нее вспыхнуло пламя, и тотчас нестерпимый жар стал стремительно растекать­ся по всему телу, заполнять все его клетки.

В этот же миг обжигающий жар почувство­вал и ее неутомимый любовник.

Прошла еще секунда, вторая, и вдруг ог­ромная, горячая волна резко взметнула обоих вверх, закружила, завертела, понесла куда-то... Словно в безумной ярости он откинул назад голову, заскрежетал зубами и зычно застонал, а она громко вскрикнула, все ее тело конвуль­сивно задергалось, и темно-каштановые воло­сы буйно разметались по ковру, на котором продолжали отплясывать свой таинственный танец отсветы огня, пылавшего в камине...

Потом она свернулась клубочком у него под боком и долго лежала не двигаясь, не в состо­янии что-либо сказать или о чем-нибудь поду­мать. Ник тоже чувствовал себя так, будто впал в прострацию — настолько сильным было пе­режитое ими потрясение.

Спустя несколько минут Абигейл задрема­ла и вскоре крепко заснула. А еще через неко­торое время он заметил, что она вся дрожит. Тихонько тронув ее за плечо, Ник прошептал:

— Абигейл, девочка моя, проснись. Ты за­мерзла. Я слишком долго держал... терзал, лю­бил тебя почти на голом полу. Какой же я бол­ван! Прости, милая. У меня совсем вылетело из головы, что ты ведь еще даже не оправилась как следует после болезни... Так что я сейчас же перенесу тебя на кровать.

Но она не слышала его слов, продолжая спать как убитая. Ник осторожно поднял ее на руки и, прикрыв одеялом, понес наверх в спальню. И пока он поднимался по лестнице и тревожно думал о том, что лежавшая у него на руках женщина была, возможно, еще не со­всем здорова, его инстинкт здорового, силь­ного мужчины не переставал напоминать о себе: «Эта женщина только что пылала под тобой на ковре жарче, чем огонь в камине. Она перевер­нула все в тебе. И сегодня ночью ты не должен оставлять ее одну в постели. Кровать выдержит твой натиск с таким же успехом, с каким вы­держал ковер».

Ник проснулся с довольной, широкой улыб­кой на лице. Он улыбнулся после того, как на­ткнулся рукой на теплое, мягкое тело женщи­ны, пригревшейся на боку за его спиной.

Абигейл! Даже одно ее имя звучало в его сер­дце как песня. Эхо этой песни отдавалось в моз­гу, вносило сладостную сумятицу в мысли, бу­доражило самые чувствительные части тела.

— Абигейл, — вполголоса пробормотал он и тихонько дотронулся до ее плеча.

Но он не успел дождаться реакции Абигейл, потому что в следующую секунду все его вни­мание переключилось на какой-то странный, неожиданный звук. Вернее, это был шум, ко­торого он уже давненько не слышал. Прислу­шавшись, Ник понял, что за окном шумел дождь. А когда мельком глянул в щелку между задернутыми шторами, увидел, что дождевые струи летели к земле вместе с лохматыми хло­пьями снега.

Крупные, тяжелые капли размеренно бара­банили по крыше, и их громкий стук, бесце­ремонно нарушивший безмолвие последних дней после снежной бури, удручающе действо­вал на нервы.

Собрав свою одежду, он сунул босые ноги в шлепанцы и, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Абигейл, осторожно вышел из спаль­ни, спустился по лестнице на первый этаж, и надел рубашку и брюки.

Когда хозяин коттеджа распахнул наружную дверь, перед его глазами предстала картина, которую он никак не ожидал увидеть в это утро. Ослепительно белые сугробы исчезли, и на их месте образовались грязные, пенящиеся лужи, в которых кое-где торчали зеленовато-серые куски льда, еще не успевшего растаять. Нику стало ясно, что дождь лил гораздо дольше, чем он предположил, когда проснулся и услышал его шум за окном.

Да, они с Абигейл оказались в полном не­ведении о том, что творилось в последние дни в природе. Но разве этому стоило удивляться? Ведь в эти дни их интересовало нечто совсем другое... Он взглянул на автоматический кален­дарь дат в своих наручных часах. Получалось, что они даже не заметили, как пролетели пос­ледние двое с половиной суток, в том числе, день Рождества. Разумеется, незамеченными оказались и первые двенадцать часов текущих суток — двадцать седьмого декабря.

По правде говоря, время их мало волновало. Был за окном день или наступила ночь, забрезжил серый рассвет или опустились вечерние сумерки — им было все равно. Гораздо важнее для них, был их маленький чувственный мирок, который они создали для себя сами, и в котором царствовало их взаимное страстное притяжение друг к другу. Из спальни они выходили только тогда, когда надо было что-то поесть. Их еда состояла, как правило, из сэнд­вичей и кофе, но она казалась им гораздо вкус­нее, чем любой ужин с жареной индейкой и всевозможными закусками и приправами.

Улыбка вновь засияла на его лице, когда он подумал о том, что Абигейл еще спит наверху. Надо приготовить ей чай или даже целый зав­трак, и принести все прямо в кровать. Сначала он ее осторожно, нежно поцелует, чтобы она проснулась, а потом, после завтрака, если у них совпадет настроение, они отодвинут в сто­рону поднос с чашками и тарелками, и опять займутся любовью.

Из мечтательного состояния его неожиданно вывел громкий и резкий звук, взорвавший утреннюю тишину в коттедже. Две-три секун­ды Ник стоял, как вкопанный, ничего не со­ображая. Что это был за звук? А когда все по­нял, ринулся в кабинет.

Когда же восстановили телефонную связь? Очевидно, в один из этих дней, когда они с Абигейл так увлеченно создавали свой малень­кий чувственный мир, ничего не видя и не осоз­навая вокруг, кроме присутствия друг друга.

— Ник, привет!

Он едва узнал голос брата. В последний раз, когда они общались по телефону, Крис гово­рил угрюмым, разочарованным тоном; в его голосе не чувствовался пульс жизни. А сейчас...