Книга Подарок к рождеству, страница 36 – Вайолетт Лайонз

— Абигейл, — его голос стал мягким, почти нежным, — я прошу тебя подняться в мою квартиру, где мы в спокойной обстановке можем поговорить как цивилизованные люди.

Она промолчала.

В безмолвной тишине они оба стояли в лиф­те, пока он поднимал их на нужный этаж. Ник все больше уходил в себя, все глубже погру­жался в угрюмое, мрачное молчание. Его, обыч­но искрящиеся, голубые глаза совсем потухли.

Когда он открыл перед ней дверь и подтол­кнул ее в свое холостяцкое обиталище, она так и ахнула. В отличие от непритязательного во всех отношениях коттеджа, здесь все поражало роскошью. Бежевые и кремовые тона, преобладаю­щие в отделке интерьера, обилие натурального светлого дерева, кожаный диван и хрустальная люстра — все говорило о том, что здесь жил тот самый, настоящий Ник Грант, богатый, знаме­нитый и очень, очень преуспевающий предста­витель канадского зрелищного бизнеса.

Скромное, но уютное убежище близ Валливью в провинции Альберта, в котором они с Ником провели несколько незабываемых ро­мантических дней и ночей, никогда еще не вспоминалось ей в таком иллюзорном и ирре­альном свете, как в эту минуту.

— Не хочешь чего-нибудь выпить?

Абигейл автоматически покачала головой.

Хотя она знала, что между их разрывом и ал­коголем никакой связи не было, тем не менее, внутреннее чутье подсказывало ей, что перед предстоящим разговором, ради которого они сюда приехали, лучше не пить. И вообще, голо­ва всегда должна оставаться ясной, и ее нужно тщательно оберегать от всего, что может утя­желять, запутывать мысли, которые и без того находились сейчас далеко не в идеальном со­стоянии.

Ник достал из буфета бокал и плеснул себе бренди. Поскольку он продолжал молчать, Аби­гейл попыталась аргументировать свою непри­частность к бульварному репортажу. В конце кон­цов, именно из-за этого он ее сюда привез.

— Ник, — сказала она, — ведь ты же зна­ешь, должен знать, что я никогда и ни за что не стану раскрывать твою личную тайну газе­там. Для меня это все равно, что предать ана­феме саму себя.

Отпив большой глоток из бокала, он при­стально посмотрел на нее и спросил:

— А почему я должен верить тебе?

— Потому что я говорю правду.

— Неужели?

— Разумеется! Если хочешь знать, я сразу перестала даже замечать твой шрам. Может быть, потому что, подобно твоим волосам или глазам, он стал теперь частью тебя... Ник, я ни с кем никогда не говорила о твоем шраме. Как не говорила о том, что провела с тобой не­сколько дней в коттедже... Для меня это святая тайна, в которую я не собираюсь никого по­свящать, тем более газетчиков.

— А почему бы и нет?

Потому что я люблю тебя, неужели ты это­го не чувствуешь, в отчаянии думала она. Но из-за того, что он смотрел на нее исподлобья, как разозленный волк, она не смогла произнес­ти эти слова признания вслух и лишь сказала:

— Потому что ты мне не безразличен.

— Не безразличен? — Его черные брови рез­ко сдвинулись, голубые глаза сверкнули. — О да, не безразличен. Допустим. Был небезразли­чен. Но только на то время, пока тебе это было выгодно, пока ты пользовалась мной в свое удо­вольствие. Когда же у меня в очередной раз стряслось что-то — тебя и след простыл. Ищи ветра в поле.

— Нет! Я просто ничего не знала!

Как он мог обвинять ее в бегстве? Разве не он сам вынудил ее покинуть его? Этот дикий выпад против нее из-за какой-то коробки...

— Нет?

Вдруг он сделал резкое движение в ее сто­рону, Абигейл отпрянула в испуге, ее сумка вылетела из рук и шлепнулась на пол. При уда­ре о твердую поверхность застежки сумки рас­крылись, и почти все ее содержимое вывали­лось на ковер. Абигейл вскрикнула, быстро опу­стилась на колени и стала торопливо собирать рассыпавшиеся предметы.

— Я помогу тебе, — сказал Ник и тотчас присоединился к ней, присев рядом на кор­точки.

Неожиданно оба увидели белый конверт — и их руки одновременно потянулись к нему. Но мужские пальцы оказались проворнее.

— Отдай мне этот конверт! — попросила Абигейл, чуть ли не паническим голосом.

И тут же поняла, что допустила ошибку. Ее мгновенная реакция, встревоженный тон и мелькнувшее беспокойство в глазах, сразу при­влекли его внимание. Ему стало ясно, что в руках у него оказались какие-то важные бумаги. Сердце Абигейл сжалось, когда она увиде­ла, как он нахмурился, перевернул конверт и прочел адрес. Его адрес.

— Что это?

— Поздравительная открытка ко дню рожде­ния. — Теперь уже не было смысла утаивать факт, открывшийся сам по себе. — Я... С днем рождения, Ник. Ведь он у тебя сегодня.

На миг что-то изменилось в его лице — оно осталось жестоким, грубым и в то же время стало таким открытым, таким беззащитным, что ей мучительно захотелось прикоснуться к нему...

— Но ты не отправила ее.

— Я подумала, что, возможно, было бы луч­ше не...

— Не отправлять ее? — Он смотрел на свою фамилию на конверте, не решаясь поднять глаза на Абигейл. — Но почему ты вообще решила написать мне?

Неожиданно Ник встал, протянул ей руку и помог тоже подняться с ковра. Вопрос, кото­рый она вслед за этим услышала, прозвучал довольно резко, в лоб и не имел никакого от­ношения к мелкому инциденту с сумочкой:

— Абигейл, у тебя все в порядке?

— Да, конечно. А что?

— Поверь, как правило, я не совершаю бе­зответственных шагов. Но в тот первый раз, ког­да мы...

И тут ее осенило. Спрашивая, все ли у нее было«в порядке», он имел в виду ее физиоло­гическое состояние. В те дни, в коттедже, когда их отношения приближались к критической черте, он всегда настаивал на использовании противозачаточных средств. Но когда они эту черту перешли в первый раз, их взаимное же­лание, страсть, взаимное притяжение друг к другу оказались настолько сильными и всепог­лощающими, что оба, напрочь, забыли о каком-то там предохранении.

— Не волнуйся, я не беременна. Ты это хо­тел узнать?

Разумеется, он хотел все сохранить в тайне. Никаких отголосков или последствий, никакой утечки информации, которую злые языки мог­ли бы донести до скандальных борзописцев.

— Ты разговаривала с Брайаном?

— Да.

— И сказала, что не сможешь выйти за него замуж? — Она молча кивнула, и он задал следующий вопрос: — Разговор был... очень тяже­лым?

— Очень. — Его сочувствующий тон оказал­ся для нее настолько неожиданным, что ей ни­чего не оставалось, как отвечать начистоту. — Если хочешь знать, я не получила от этого раз­говора никакого удовольствия. С другой сторо­ны, я знала, что никогда не принесла бы ему счастья, так что у меня не было другого выхода.

— А как насчет своего счастья?

— С Брайаном я никогда не была бы счаст­лива.