Онлайн книга «Крестоносцы»
|
— Да я не присматривалась! — А ты присмотрись, вот он и сам идет. От водопоя в самом деле шел Збышко; увидев Ягенку, он ускорил шаг. На нем был лосиный кафтан и круглая поярковая шапочка, какие надевают под шлем, волосы, ровно подстриженные над бровями, не были убраны под сетку и золотыми кудрями рассыпались по плечам; Збышко шел скорым шагом, рослый, пригожий, прямо оруженосец из знатного дома. Ягенка совсем от него отвернулась, желая показать, что она приехала к одному только Мацьку; но Збышко весело поздоровался с нею и, взяв её руку, поднес к губам, несмотря на сопротивление девушки. — С чего это ты мне руку целуешь? — спросила она. — Разве я ксендз? — Не противьтесь! Это такой обычай. — Да коли б он тебе и другую руку поцеловал за то, что ты привезла, — вмешался Мацько, — и то не было б много. — Что привезла? — спросил Збышко, озираясь и ничего не видя, кроме вороного коня, стоявшего на приколе. — Телеги ещё не приехали, скоро будут, — ответила Ягенка. Мацько стал перечислять все, что девушка привезла, ничего при этом не пропуская; когда он вспомнил про две постели, Збышко сказал: — Да я бы и на шкуре зубра поспал, но спасибо вам за то, что и про меня не забыли. — Это не я, а батюшка, — краснея, ответила девушка. — Коли вам на шкуре лучше, что ж, никто не неволит… — Я привык на чём придется. На поле боя случалось спать с убитым крестоносцем в головах. — Неужто вам случилось убить крестоносца? Да нет, вряд ли! Збышко вместо ответа рассмеялся. — Побойся ты, девушка, Бога! — воскликнул Мацько. — Ты его совсем не знаешь! Ничего он другого не делал, только немцев бил, так что стон стоял. Он готов драться на копьях, на секирах, как угодно, а уж коли завидит издали немца, нет ему удержу, так и рвется в бой. В Кракове он даже хотел напасть на посла Лихтенштейна и за это чуть не поплатился головой. Вот он какой молодец! Я тебе и про двух фризов расскажу, у которых мы захватили и людей, и такую богатую добычу, что половины её хватило бы на выкуп Богданца. И Мацько стал рассказывать о поединке с фризскими рыцарями, а затем и о других приключениях, которые с ними случались, и о других подвигах, которые им пришлось совершить. Из-за стен и в открытом поле бились они с самыми славными рыцарями, какие только живут в чужих краях. Бились с немцами, бились с французами, бились с англичанами и бургундцами. Случалось бывать им в таких жестоких битвах, когда кони, люди, оружие, немцы и перья — все мешалось в кучу. А чего только они при этом не навидались! Видали они и замки крестоносцев из красного кирпича, и литовские деревянные городки и храмы, каких здесь не встретишь во всей околице, и города, и дремучие леса, где по ночам жалобно стонали изгнанные из капищ литовские божки, и всякие иные чудеса, и, когда дело доходило до драки, Збышко всегда был впереди, так что самые славные рыцари не могли на него надивиться. Ягенка присела на бревно рядом с Мацьком и, раскрыв рот, слушала рассказ старика и так вертела головкой то в сторону Мацька, то в сторону Збышка, точно она была у неё на шарнирах; при этом глаза девушки все с большим восхищением останавливались на молодом рыцаре. Когда Мацько наконец кончил, она вздохнула и сказала: — И какое это счастье уродиться хлопцем! Но Збышко, который, слушая рассказ Мацька, тоже все приглядывался к Ягенке, думал, видно, о другом, потому что неожиданно сказал: — Какая же вы красавица! То ли с досадой, то ли с грустью Ягенка ответила: — Уж будто вы краше не видывали. Збышко, положа руку на сердце, мог сказать ей, что не много случалось ему видеть таких красавиц: она просто кипела здоровьем, силой и молодостью. Старый аббат не зря говорил, что Ягенка схожа и на сосенку, и на калину. Все в ней было красиво: и стройный стан, и широкие плечи, и точеная грудь, и алые губы, и быстрые голубые глаза. И оделась она в этот раз получше, чем в лесу на охоте. На шее у неё были красные бусы, шубка, крытая зеленым сукном, была раскрыта на груди, юбка домотканая в полоску, сапожки новые. Даже старый Мацько обратил внимание на красивый наряд девушки и, с минуту поглядев на неё, спросил: — Что это ты разрядилась, как на престольный праздник? Но она вместо ответа крикнула: — Едут, едут!.. Когда телеги въехали во двор, она побежала навстречу, а за нею последовал Збышко. К большому удовольствию Мацька, телеги разгружали до самого заката; каждую вещь старик рассматривал по отдельности и при этом знай похваливал Ягенку. Уже совсем смерклось, когда девушка стала собираться домой. Когда она хотела сесть на коня, Збышко неожиданно подхватил её, и не успела она слово вымолвить, как он поднял её вверх и усадил в седло. Ягенка зарумянилась, как алая зорька, и, повернувшись к нему лицом, сказала вполголоса: — Какой же вы богатырь!.. Не заметив в темноте ни румянца её, ни смущения, Збышко рассмеялся и спросил: — А зверей вы не боитесь?.. Ведь уж ночь! — На телеге лежит рогатина… подайте мне её. Збышко пошел к телеге, достал рогатину и подал её Ягенке. — Будьте здоровы! — попрощался он с девушкой. — Будьте здоровы! — Спасибо вам за все! Завтра, а нет, так послезавтра, я приеду спасибо сказать и вам, и вашему батюшке за ваше доброе сердце. — Приезжайте! Мы будем вам рады. Ну, трогай! И, тронув коня, она через минуту скрылась в придорожных кустах. Збышко вернулся к дяде. — Вам домой пора. Но Мацько, не поднимаясь с бревна, сказал: — Эх! Что за девушка! Все кругом от неё будто стало светлей! — Это верно! На минуту воцарилось молчание. Глядя, как в небе зажигаются звезды, Мацько, казалось, о чем-то раздумывал, затем снова сказал будто про себя: — И ласкова-то, и хозяйка хорошая, а ведь ей всего пятнадцать лет… — Да, — сказал Збышко, — старый Зых бережет её как зеницу ока. — Он говорил, что даст за ней Мочидолы, а там на лугах пасется табунок кобылиц с жеребятами. — Не в мочидольских ли лесах страшные болота?.. — Зато там бобровьи гоны. И снова воцарилось молчание. Некоторое время Мацько искоса поглядывал на Збышка, а затем спросил: — Что это ты так призадумался? Что пригорюнился? — Да так… знаете… поглядел на Ягенку, и так мне Дануська вспомнилась, даже сердце защемило. — Пойдем-ка домой, — сказал на это старик. — Поздно уж. Он с трудом поднялся и, опершись на Збышка, прошел с ним в боковушу. Мацько так торопил Збышка, что тот на другой же день поехал в Згожелицы. Старик настоял, чтобы племянник для пущей торжественности взял с собою двоих слуг и оделся понарядней, принеся тем самым дань уважения Зыху и выказав ему свою признательность. Збышко уступил старику и уехал, разрядившись, как на свадьбу, все в тот же добытый в бою полукафтан из белого атласа, расшитый золотыми грифами, с золотой оторочкой по низу. Зых принял его с распростертыми объятиями, песни пел и веселился, а Ягенка, переступив порог горницы и увидев молодого рыцаря, остановилась как вкопанная и чуть не уронила баклажку с вином, — ей почудилось, что это к ним явился сам королевич. Девушка так заробела, что за столом сидела в молчании, только то и дело глаза протирала, словно хотела очнуться ото сна. Неискушенный Збышко решил, что она, по неизвестной ему причине, не рада его приезду, и беседовал только с Зыхом, превознося щедрость соседа и расхваливая его владения, которые и в самом деле вовсе не были похожи на Богданец. |