Книга Огнем и мечом. Часть 2, страница 57 – Генрик Сенкевич

— В мае это было, в мае, — ответил Заглоба. — Мы через Кагамлык переправились, хотели в Золотоношу попасть. Ох, тяжко на свете жить!

— И она переодета была?

— Да, казачком. Волосы мне пришлось бедняжке отрезать, чтоб ее не узнали. Помню даже, в каком месте я их под деревом зарыл вместе с саблей.

— Прелестная была панна! — вставил со вздохом Лонгинус.

— Я ж вам говорю, что с первого дня ее полюбил, словно сам воспитывал с малолетства. А она все рученьки складывала да благодарила за спасение и заботу! Лучше б мне от казацкой сабли пасть, нежели нынешнего дня дождаться! Зачем теперь жить на свете?

Никто ему не ответил; молча пили три рыцаря мед, перемешанный со слезами.

— Думал, подле них в покое до старости доживу, а тут… — начал было опять Заглоба и бессильно уронил руки. — Нечего мне больше ждать, разве что смерть принесет утешенье.

Не успел Заглоба докончить, как в сенях поднялся шум: кто-то пытался войти, а челядинец не пускал; началась громкая перебранка. Вдруг Володы„вскому послышался знакомый голос, и он крикнул челядинцу, чтобы тот впустил пришедшего.

Дверь приотворилась, и в щели появилась щекастая румяная физиономия Редзяна, который, обведя взглядом сидящих за столом, поклонился и сказал:

— Слава Иисусу Христу!

— Во веки веков, — ответил Володы„вский. — Это Редзян.

— Я самый, — молвил парень, — кланяюсь вашим милостям низко. А где мой хозяин?

— Твой хозяин в Корце, он болен.

— О господи! Да что вы такое говорите, сударь! Не дай бог, опасно?

— Был опасно, а теперь поправляется. Лекарь обещает выздоровленье.

— А я хозяину весточку о княжне привез.

Маленький рыцарь печально покачал головою.

— Напрасно ты спешил, пан Скшетуский уже знает об ее смерти, и мы здесь оплакиваем бедняжку горючими слезами.

У Редзяна глаза на лоб полезли.

— Батюшки-светы! Что я слышу? Неужто барышня померла?

— Не померла, а в Киеве разбойниками убита.

— В каком еще Киеве? Что ваша милость городит?

— Как в каком Киеве? Ты что, не слыхивал про Киев?

— Господи Иисусе! Ваша милость шутит, верно? Откуда ей взяться в Киеве, когда она неподалеку от Рашкова укрыта, в яру над Валадынкой? И ведьме приказано, чтоб до приезда Богуна ни на шаг ее от себя не отпускала. Ей-богу, так и ума недолго решиться!

— Какой еще ведьме? Ты что плетешь?

— А Горпыне!.. Я эту сучку хорошо знаю!

Заглоба вдруг вскочил и стал размахивать руками, точно утопающий в отчаянной попытке найти спасенье.

— Помолчи ради всего святого, сударь, — оборвал он Володы„вского. — Позволь, черт возьми, и мне слово вставить!

Заглоба побледнел, лысина его оросилась потом — присутствующим даже стало за него страшно, но старый шляхтич, одним махом перескочив через скамью, схватил Редзяна за плечи и спросил хрипло:

— Кто тебе сказал, что она… возле Рашкова укрыта?

— Кто мог сказать? Богун!

— Ты что, брат, спятил?! — рявкнул Заглоба и стал трясти парня как грушу. — Какой Богун!

— Господи помилуй! — завопил Редзян. — Зачем же трясти так? Пустите, ваша милость, дайте с мыслями собраться… Последние вытрясете мозги, у меня и так все в башке перемешалось… Какой, говорите, Богун? Неужто ваша милость его не знает?

— Говори, не то ножом пырну! — взревел Заглоба. — Где ты Богуна видел?

— Во Влодаве!.. Чего вы от меня, судари, хотите? — закричал перепуганный парнишка. — Кто я, по-вашему? Разбойник с большой дороги?

Заглоба, казалось, вот-вот лишится чувств; не в силах перевести дух, он повалился на скамью, хватая ртом воздух. На помощь ему пришел пан Михал.

— Ты когда Богуна видел? — спросил он у Редзяна.

— Три недели назад.

— Значит, жив он?

— А чего ему не быть живу?.. Ваша милость его искромсал порядком, он сам мне рассказывал, однако же оклемался…

— И он тебе сказал, что княжна под Рашковом?

— А кто ж еще?

— Слушай, Редзян, речь идет о жизни княжны и твоего хозяина! Богун сам тебе говорил, что ее в Киеве не было?

— Сударь мой, как ей было быть в Киеве, когда он ее возле Рашкова спрятал и Горпыне под страхом смерти приказал никуда от себя не пускать, а теперь мне пернач дал и свой перстень, чтобы я к ней туда ехал, потому как у него раны открылись и пролежать придется невесть сколько…

Заглоба не дал Редзяну договорить: вскочив со скамьи и вцепившись в остатки волос обеими пятернями, он закричал как безумный:

— Жива моя доченька, жива, слава богу! Не убили ее в Киеве! Жива моя ненаглядная, жива, жива!

Старик топал ногами, смеялся, плакал, наконец, обхватив Редзяна за шею, прижал к груди и облобызал — бедный парень совсем потерялся.

— Оставьте, ваша милость… задушите! Вестимо, жива… Даст бог, отправимся за нею вместе… Ваша милость… Ну, ваша милость!

— Пусти его, сударь, позволь рассказать до конца, мы ж еще ничего не поняли, — сказал Володы„вский.

— Говори скорей! — кричал Заглоба.

— Давай по порядку, братец, — сказал пан Лонгинус, на усах которого тоже осела обильная роса.

— Позвольте, судари, отдышусь, — сказал Редзян, — и окно прикрою, а то слова не выговоришь — больно галдят в кустах проклятые соловьи.

— Меду! — крикнул челядинцу Володы„вский.

Редзян закрыл окно со свойственной ему неторопливостью, после чего повернулся к присутствующим и сказал:

— Дозвольте присесть, ваши милости, ноги от усталости подламываются.

— Садись! — сказал Володы„вский, наливая ему из принесенного челядинцем жбана. — Пей с нами, ты своей новостью не то еще заслужил, только говори скорее.

— Отменный мед! — промолвил Редзян, разглядывая стакан на свет.

— Чтоб тебе пусто было! Рассказывать будешь? — рявкнул Заглоба.

— А ваша милость сейчас гневаться! Ясно, что буду, коли вы того желаете: ваше дело приказывать, а мое повиноваться, на то и слуга я. Видать, надобно все как есть рассказать, с самого начала…

— Давай с самого начала!

— Помните, когда пришла весть о взятии Бара, мы посчитали, что барышни уже в живых нету? Я тогда в Редзяны воротился, к родителям и дедушке, которому уже под девяносто… Да, верно… Нет! Девяносто один, пожалуй.

— Да хоть бы и девятьсот!.. — буркнул Заглоба.

— Дай ему господь долгой жизни! Спасибо вашей милости на добром слове, — ответил Редзян. — Так вот, поехал я тогда домой, отвезть родителям, что с божьей помощью принакопил, покуда среди разбойников обретался: как вам уже ведомо, прошлый год я в Чигирине попал к казакам, они меня за своего сочли, потому как я раненого Богуна выхаживал и в большое доверие к нему вошел, а при случае скупал у этих ворюг что придется — когда серебро, когда камушки…