Онлайн книга «Потоп. Том 2»
|
Кмициц поднялся с колен. Лицо его не выражало ни гнева, ни ярости, а только бесчувственность и безразличие. Казалось, он не сознает, что с ним творится, что сломлен вконец. Прошло полчаса, час. За окном слышен был конский топот и мерные шаги солдат, а он все сидел, как каменный. Внезапно отворилась дверь из сеней. Вошел офицер, старый знакомый Кмицица по Биржам, и восемь человек солдат, четверо с мушкетами, четверо без ружей, при одних только саблях. — Пан полковник, встань! — учтиво обратился к нему офицер. Кмициц посмотрел на него блуждающими глазами. — Гловбич! — произнес он, узнав офицера. — Я получил приказ, — сказал Гловбич, — связать тебе руки и вывести из Янова. Это только на время, потом ты уедешь свободно. Поэтому, пан полковник, прошу не оказывать сопротивления. — Вяжи! — ответил Кмициц. И без сопротивления позволил связать себе руки. Ног ему вязать не стали. Офицер вышел с ним из покоя и повел его пешком через Янов. Выйдя из Янова, они шли еще около часу. По дороге к ним присоединилось несколько всадников. Пан Анджей слышал, что они говорят по-польски; всем полякам, служившим у Радзивилла, было известно имя Кмицица, им поэтому было особенно любопытно, что же с ним будет. Конвой миновал березовую рощу и вышел в пустое поле; здесь пан Анджей увидел отряд легкой польской хоругви Богуслава. Солдаты были построены в квадрат; посредине квадрата на площадке только двое пехотинцев держали лошадей на шлеях да человек двадцать стояло с факелами. При свете факелов пан Анджей увидел лежащий на земле кол со свежезаостренным концом, другой его конец был привязан к толстому бревну. Дрожь невольно проняла пана Анджея. «Это для меня! — подумал он. — Князь прикажет лошадьми посадить меня на кол. Из мести он жертвует Саковичем!» Он ошибся, кол был предназначен для Сороки. В дрожащих отблесках пламени он увидел и самого Сороку. Старый солдат сидел около бревна на стульце, без шапки, со связанными руками; его стерегли четверо солдат. Какой-то человек в безрукавке поил его в эту минуту водкой из плоской кружки; Сорока пил с жадностью. Выпив всю водку, он сплюнул, и в эту самую минуту Кмицица поставили между двумя всадниками в первой шеренге; солдат увидел его, сорвался со стульца и вытянулся, как на параде. С минуту они глядели друг на друга. Лицо Сороки было спокойно и решительно; он только двигал челюстями, точно все что-то жевал. — Сорока! — простонал наконец Кмициц. — Слушаюсь! — ответил солдат. И снова воцарилось молчание. Да и о чем было им говорить в такую минуту! Но вот палач, который поил Сороку водкой, подошел к нему. — Ну, старина, — сказал он, — пора! — А вы попрямей посадите! — Не бойся! Сорока не боялся; но когда он почувствовал на своем плече руку палача, он задышал тяжело и трудно и наконец сказал: — Еще горелки! — Нету! Вдруг один из солдат выехал из шеренги и подал флягу. — Есть. Дайте ему! — Смирно! — скомандовал Гловбич. Но человек в безрукавке все-таки прижал флягу к губам Сороки, и тот снова пил, а выпив, глубоко вздохнул. — Вот она, солдатская доля! — сказал он. — Вот награда за тридцать лет службы! Ну, пора так пора! К нему подошел второй палач, и его стали раздевать. Наступила минута молчания. Факелы дрожали в руках у людей. Всем стало страшно. Но вот ропот пробежал по рядам солдат, окружавших площадку; он становился все громче. Солдат не палач. Он сам убивает, но не любит смотреть на страданья. — Молчать! — крикнул Гловбич. Ропот перешел в общий крик, в котором слышались отдельные возгласы: «Дьяволы! Черти! Собачья служба!» Вдруг Кмициц крикнул так, точно его самого посадили на кол: — Стой!!! Палачи невольно остановились. Все глаза обратились на Кмицица. — Солдаты! — крикнул пан Анджей. — Князь Богуслав предал короля и Речь Посполитую! Вы окружены, и завтра вас истребят всех до единого! Вы служите изменнику! Но кто бросит службу, бросит изменника, того ждет прощение короля, прощение гетмана! Выбирайте! Смерть и позор или завтра награда! Я жалованье вам заплачу и каждому дам по дукату, по два дуката! Выбирайте! Не вам, честным солдатам, служить изменнику! Да здравствует великий гетман литовский! Крик перешел в гул. Ряды расстроились. Десятка два голосов крикнули: — Да здравствует король! — Довольно с нас этой службы! — Смерть изменнику! — Стой! Стой! — кричали другие голоса. — Завтра ждет вас позорный конец! — ревел Кмициц. — Татары в Суховоле! — Князь изменник! — Против короля воюем! — Бей его! — К князю! — Стой! Во всеобщем смятении чья-то сабля перерезала веревки, связывавшие руки Кмицица. Тот тут же вскочил на одного из коней, которые должны были поднять Сороку на кол, и крикнул, уже сидя верхом: — За мной к гетману! — Иду! — крикнул Гловбич. — Да здравствует король! — Да здравствует король! — ответило полсотни голосов и мгновенно сверкнуло полсотни сабель. — Сороку на коня! — снова скомандовал Кмициц. Солдаты, которые хотели оказать сопротивление, увидев обнаженные сабли, смолкли. Один все-таки повернул коня и исчез через минуту из глаз. Факелы погасли. Темнота окутала всех. — За мной! — раздался голос Кмицица. И люди беспорядочной толпой рванулись с места, затем вытянулись длинной вереницей. Отъехав с полверсты, в березовой роще, лежавшей по левую сторону стана, наткнулись на сильное пешее охранение. — Кто идет? — раздались голоса. — Гловбич с разъездом! — Что пропуск? — Трубы! — Проходи! Они проехали не спеша, затем пустились рысью. — Сорока! — сказал Кмициц. — Слушаюсь! — раздался рядом голос вахмистра. Кмициц больше ничего не сказал, он только протянул руку и положил ее на голову вахмистра, словно желая удостовериться, едет ли тот рядом. Солдат в молчании прижал его руку к губам. Тут рядом же, но с другой стороны, раздался голос Гловбича: |