Книга Битва за смерть, страница 41 – Олег Синицын

Во время нападения тварей он испытал всеохватывающий, почти парализующий страх. В одно жуткое мгновение, услышав чавкающий хруст снега под ногами, Смерклый подумал, что пришел его черед. Но в снег провалился стоявший рядом красноармеец.

Теперь, оглядывая оставшихся в живых, крестьянин думал о том, что нападение может повториться в любой момент. И молодой лейтенант, неизвестным образом прогнавший тварей, уже не сумеет спасти красноармейцев.

Слух о малодушии лейтенанта во время боя возле Ельцово весь вчерашний день гулял по отделениям. Но сегодня, когда солдаты в панике бежали в лес, когда старшина, словно безумный, бессмысленно расстреливал сугробы из автомата, когда Ермолаев окаменел, словно статуя, Калинин единственный предпринял осмысленные действия. Сейчас уже никто не осмеливался повторить вчерашнее. Бойцы говорили, что Калинин — настоящий ротный. Почти такой же, как Боровой.

Но Фрол так не считал.

Кто завел роту в проклятый лес? Кто не слушал старшину, который советовал повернуть назад? Это из-за лейтенанта рота оказалась в лесу. Именно он привел к гибели солдат. И как бы он ни старался загладить вину, в глазах Смерклого Калинин останется тем, кто предал роту.

— Ну что, наложил в штаны от страха? — раздался над ухом голос Вирского.

Смерклый посмотрел на солдата. Ушанка на его голове по-прежнему отсутствовала, короткие кудри слиплись и покрылись инеем. Тонкий нос с горбинкой аж посинел, горло от кадыка и до ключиц побагровело. Лишь голубые глаза светились странным огнем.

— Немудрено было, — промолвил Смерклый. — Сам-то как?

— Меня звери не едят, — сказал Вирский. — Я вредный.

— Проклятый лейтенант затащил нас к черту на рога… — поделился мыслями Фрол.

— Нет, ты ошибаешься, — серьезно сказал Вирский и надрывно кашлянул. Кашель был такой глубокий, что Смерклый уже не сомневался в простуде солдата. — Мы не у черта на рогах. Мы в самом аду! А твари, которые напали на нас, — адские!

Смерклый испуганно поглядел на сугробы. А вдруг Вирский прав? Еще до революции, когда матушка водила маленького Фрола в церковь, толстый поп отец Григорий, тыча жирным пальцем прямо в нос, всегда повторял, что ад — это геенна огненная. Но поп мог ошибаться, потому что не был истинным служителем церкви, а погряз в разврате и пьянстве. Геенна не огненная. Геенна — это лес, покрытый огромными сугробами снега.

— Мы сгинем здесь, — прошептал Смерклый.

— Не говори за всех, — произнес в ответ Сергей Вирский.

— Я могу забраться на самое высокое дерево, — донеслись до них слова Ермолаева. Вирский как-то загадочно посмотрел на Смерклого и отошел в сторону, но Фрол даже не заметил этого. Его внимание привлекла следующая фраза: — В обозе лежат мои верхолазные «кошки».

В голове словно открылась шкатулка, от которой когда-то потеряли ключ, а теперь нашли. Смерклого передернуло. Он заскрежетал зубами и тихо-тихо, чтобы никто не расслышал, произнес:

— Вот человек, который повесил мой вещмешок на верхушку березы!

— На самом деле, — говорил Ермолаев, разворачивая мешковину, в которую были завернуты полукруглые стальные охваты с зацепами, одевающиеся на башмаки, — когда есть все приспособления, забраться на дерево несложно, особенно если постоянно этим занимаешься. Но по таким толстым и высоким стволам я еще не лазил.

— Как определить — какое дерево самое высокое? — спросил Калинин. — Ведь снизу не видно.

— Это просто. Высоту дерева можно определить по толщине ствола, конечно. Есть еще несколько признаков, которые распознаются почти интуитивно… Вероятнее всего, нижние сучья у высокого дерева будут располагаться тоже достаточно высоко. Но есть небольшая проблема. У меня кошки только на ноги, а вот зацепов для рук, к сожалению, нет. Поэтому вам придется помочь мне добраться до нижних сучьев.

— Ищи дерево, Иван, — сказал старшина. — А мы подумаем, как тебе помочь.

Ермолаев кивнул и, взявшись рукой за такой же небритый подбородок, как у старшины, принялся издали разглядывать стволы.

— Кажется, вот оно! — произнес он, указывая на стан гигантской сосны в глубине леса. Старшина внимательно посмотрел на нее и прикинул высоту нижнего сука.

— Не меньше десятка метров, — произнес он и обратился к стоящему рядом рядовому Смерклому, который, нахмурившись, не сводил глаз с командира первого взвода. — Сбегай-ка до обоза, Фрол. Там лежит длинная такая труба в фанерной коробке с надписями на немецком. Коробку оставь в обозе, а трубу принеси сюда.

Смерклый не слышал старшину, сурово глядя на Ермолаева и стоящего рядом Приходько.

— Смерклый! — крикнул ему прямо в ухо Семен Владимирович. — Бегом к обозу!

— Я не пацаненок, чтобы меня гонять, — недовольно откликнулся Фрол, по-прежнему глядя на Ермолаева с Приходько и думая о чем-то своем. — Завели нас в снежный ад! Сам беги.

Держа в левой руке опущенный автомат, старшина правой схватил Смерклого за воротник и резко дернул на себя так, что красноармейца мотнуло, словно тряпичную куклу. Фрол упал на одно колено.

— Ты что себе позволяешь? — спросил старшина, мертвой хваткой держа за воротник вырывающегося Смерклого. — Ты кем себя возомнил, крестьянин? Забыл, что такое дисциплина! Бегом, я сказал!

Семен отпустил красноармейца, и тот упал в снег.

— Бегом! — крикнул Семен Владимирович. Бросая злобные взгляды на старшину, Смерклый припустил к обозу.

— Дерево достаточно высокое? — спросил Калинин сибиряка. — Ты сможешь увидеть с вершины, где заканчивается лес?

— По крайней мере попытаюсь.

— Дерево стоит в чаще, — предупредил старшина. Калинин понял предостережение.

— Будем действовать аккуратно и надеяться, что эти твари не вернутся.

— Я не пойду в лес! — со страхом произнес боец, стоящий позади них.

— Я тоже… я тоже… — вторили другие.

— Кто-то должен помочь мне преодолеть первые метры, чтобы я добрался до нижнего сука, — сказал Ермолаев, глядя на лейтенанта.

Алексей не знал, что сказать в ответ.

— Не беспокойся, — хрипло заверил старшина. — Мы с Приходько тебе поможем.

— Вот так, братки, — шутливо произнес Николай, обращаясь к дрожащим от страха красноармейцам, — мы в лесок прогуляемся, а вы тут стойте-бойтесь на дороге.

— Я тоже помогу, — сказал Калинин и тут же подумал, что даже не представляет, каким образом.

— Нужно поторапливаться, — сказал Ермолаев, расстегивая портупею на груди. — Я должен спуститься до наступления сумерек.

Он сложил на снегу свой широкий ремень с кобурой. Затем снял полушубок, оставшись в одной гимнастерке.

— Возможно, лезть придется несколько часов, — стесняясь, обратился он к Калинину. — В моих толстых варежках неудобно хвататься за сучья. Я видел у вас, Алексей Витальевич, домашние вязаные перчатки. Можно мы с вами поменяемся на время?