Онлайн книга «Грязь»
|
Черепичная крыша. Трещины. Голая штукатурка. На верхнем этаже свет. «Вот и приехали», — говорит она и вынимает свою кассету. Я включаю сигнализацию. Забираю магнитолу. Выходим. «У меня тут машину не украдут?» — спрашиваю я, оглядываясь. «Не беспокойся». Иду за ней. У нее просто классная попка. Она вытаскивает ключи. Отпирает замок на железной двери. Заходим. Она включает неоновый свет, резкий и ненатуральный. Гостиная. Телевизор. Диваны и кресла еще обернуты полиэтиленом. Круглый стол. В центре тарелка для пиццы, а в ней горшок с засохшими цветами. Стены покрыты известью. На картинах нарисованы маслом грустные клоуны. «Раздевайся!» — говорит она. «Тут холодновато!» «Поднимусь, включу отопление». «Мы здесь будем?» «Да, на диване». «О'кей». Она поднимается по лестнице наверх. Радиаторов я не вижу. Совсем. Хоть и холодно, я возбужден. Мой дружок просится наружу. Снимаю куртку. Снимаю ботинки. Остаюсь в трусах и рубашке. Она не возвращается. Потом появляется наконец. Она все еще жует свою американскую резинку. Снимает куртку. Снимает мини-юбку. Трусики. Чулки. Я тащу ее на диван. Она падает на меня. Я хватаю ее. Поднимаю ей руки. Стягиваю маечку. Снимаю трусики. Она позволяет. «Тебе нравится, да? Тебе хочется?» — говорю я про себя, и не потому, что по ней это видно, а потому что я возбуждаюсь, когда говорю такие вещи. Снимаю трусы и беру свой огромный член в руку. Она лежит на диване, на полиэтилене, я — сверху. Она глядит на меня томными глазами. Я ищу ее местечко. Ввожу туда два пальца. «Ааааааа», — ору я. Сильнейшая боль в ухе. Как ожог. Открываю глаза. Кто-то взял меня за ухо и выкручивает его, как мокрое белье. «Ты что делаешь?» — сзади раздается суровый голос. Меня, голого, стаскивают с дивана и швыряют на пол. Холодный кафель. Пытаюсь подняться. Удар приходится мне по губе. Я чувствую, что от удара о пол разбил десну. Меня бьет коренастый мужчина. Волосы седые. Нос как у свиньи. Глаза бычьи. Зверская улыбка показывает обломки, похожие на зубы. На нем замызганная майка. Растянутые и драные серые фланелевые штаны. Все в известке. В руке длинный зазубренный нож, из тех, которыми хлеб режут. Откуда он взялся? Что ему от меня надо? «Ты что делаешь?» — спрашивает он. «Кто… я?» — отвечаю, пытаясь подняться. Он вновь швыряет меня на пол пинком. «Ты!» «Я?!» «Да, ты!» «Я заплачу. Заплачу». «Ну, па, оставь его, не делай ему больно», — говорит девушка, натягивая трусики. Она глядит на меня свысока, как милостивая мадонна. Я боюсь. Я до смерти боюсь и не могу не смотреть на этот чертов нож, который у него в руке. Сейчас меня распотрошат, как свинью. Папа и дочка вместе. Завернут окровавленные останки моего тела в этот проклятый полиэтилен, которым закрыты кресла. Они его положили, чтобы их не запачкать. Они всегда так делают. Я знаю. Мне очень плохо. «Что ты хотел сделать с моей дочкой, поганец?» «Ничего, клянусь». «Как это ничего? Почему ты на нее навалился, как животное?» Я не знаю, что ему ответить. Плачу. Ощущаю во рту приторный вкус крови и слез. «Что ты хотел с ней сделать?» Почему он опять меня об этом спрашивает? Любому понятно, что я с ней хотел сделать. Черт возьми. «Ээээ, поганец, ты отвечать будешь?» Бьет меня в бок. Я ору. Девушка сидит и продолжает как ни в чем не бывало жевать свою проклятую американскую резинку. «Ну?» «…Я хотел… хотел… заняться с ней любовью. Я заплачу, за все заплачу, честное слово». «Хорошо. Именно это я и хотел услышать. А теперь вставай». Он поднимает меня. Усаживает на диван рядом со своей дочкой, которая между тем вытащила из ящика плеер и разлеглась, надев наушники. Двигает коленками в такт музыке. «Покажи-ка». Отец подходит ко мне, поднимает мою губу и осторожно смотрит внутрь. «Не беспокойся. Заживет». «Чего вы от меня хотите? Денег? Машину?» «Нееет, ничего такого. Меня твое добро не интересует. Я хочу, чтобы ты продолжал то, что делал с Присциллой. Хочу, чтобы ты совокупился. Хочу, чтобы ты занялся сексом. Но не с Присциллой, а с ее сестрой Пьерой. Увидишь, тебе понравится». «Какая Пьера?» — спрашиваю я в отчаянии. «Она с виду ничего, и ей очень хочется, бедняжке. Пришла пора размножаться. Иди». Он снова берет меня за ухо, горячее и красное, и тащит. «Куда вы меня ведете? Куда вы меня ведете?» Он тащит меня через гостиную, за обеденный стол, за бар, к двери. Открывает ее. За дверью темнота. Черное пространство, и никакого света. «Давай, иди туда, там тебя ждет Пьера». Я падаю на пол. Ползу на четвереньках. Цепляюсь за бар, моля о милосердии. О человеческом милосердии. Он опять пинками отпихивает меня. «Полегче, жеребец!» — говорит он, смеясь сквозь обломки зубов. Хватает меня за волосы. Поднимает с пола. Крутит меня и толкает к двери. Я упираюсь, но он сильнее. Я сопротивляюсь, но сделать ничего нельзя. Он швыряет меня. «Неееет. Неееет. Неееет. Неееет. Неееет. Нееееет», — ору я и лечу в темноту. Дверь закрывается. Иииииеееееее. Бум. Спускаюсь вниз, еще вниз. |