Книга Эта горькая сладкая месть, страница 74 – Дарья Донцова

Мужчина заметил Лику и забеспокоился. Они явно были знакомы, потому что Ангелина внезапно встала и подсела к соседнему столику. О чем они говорили. Юля не слышала, но парочка поднялась и ушла. Лика вернулась назад бледная и расстроенная. На все вопросы лишь махнула рукой и отговорилась: “Знакомого встретила”.

Но Юля поняла, что в “Славянском базаре” подруга случайно натолкнулась на своего таинственного любовника, развлекавшегося с другой. Малькова просто недоумевала, как такой далеко не молодой и не слишком красивый человек мог понравиться Лике. Возмущало, что он посмел променять красавицу подругу на какую-то швабру.

Но в начале октября ситуация изменилась. В одну из суббот Лика пошвыряла вещички в чемодан и сообщила, что едет с любимым на дачу, где проведет недельный отпуск. Юлю она попросила сообщать всем, что Лика уехала с ней.

Малькова попробовала вразумить подругу:

– Значит, позвонят и спросят, где ты, я отвечу:

"Она отправилась со мной на дачу?” Тебе не смешно?

– Ой, – отмахнулась Лика, – ну придумаешь что-нибудь, вернулась на один день….

Она побежала к лифту и махала подруге до тех пор, пока створки кабины не закрылись. Такой ее Юля и запомнила – счастливой, смеющейся и удивительно красивой. Больше они не виделись.

Спустя недели две после известия о Ликиной смерти к Юле явилась Ксюша и забрала себе все вещи покойной сестры. Беременность была уже здорово заметна и не красила девчонку.

– Видели жабу на сносях? – поинтересовалась Малькова. – Вылитая Ксюха. Сгребла платья, туфли, косметику из ванной и все интересовалась, где Лика деньги держала. Падаль просто! Как только в одной семье такие разные дети родятся!

– Где Лика встречалась с любовником, если тот был женат?

– Так у него своя квартира, – поведала Юля, – где-то на проспекте Вернадского. Лика как-то раз обронила, что от метро в двух шагах.

Страшное подозрение закралось мне в голову, не зря Лидия Борисовна обмолвилась про Лику, понося Павловских.

Я спустилась на улицу. Теплый майский воздух приятно обволакивал тело. Чудесная погода: ни жарко и ни холодно, жаль, что редко такое в Москве бывает. Пейджер молчал. Вздохнув, я вытащила телефон и связалась с Виолеттой Сергеевной:

– Квартиру убрала, хочу отдать ключи. Профессорша сказала неожиданно раздраженным тоном:

– Хорошо, приезжайте.

Кажется, чем-то прогневила первую даму российской экономики.

Дверь открыла сама академша.

– Ну! – довольно грубо обратилась она ко мне. – Давайте ключи.

Я протянула железное колечко. Виолетта пошла на кухню, я покорно двинулась за ней.

– Вы, однако, забывчивы и неаккуратны, – неожиданно сообщила жена академика.

– Что случилось? – старательно изобразила я испуг.

– А белье? Когда наконец принесете из прачечной белье? Просто безобразие! – возмутилась Павловская.

Да уж, совершенно забыла. И куда могла засунуть квитанцию? Скорей всего валяется в сумке. По счастью, чтобы соответствовать образу казанской нищенки, я постоянно таскала один и тот же ридикюль. Впрочем, сегодня слегка потеряла бдительность и явилась под “царские очи” в эксклюзивном летнем костюме от “Шанель”. Но этот элегантный наряд не слишком бросался в глаза. К тому же юбка из чистого льна здорово помялась. Скорей всего Виолетта не догадается об истинной стоимости вещи.

Я раскрыла ужасную сумку и принялась перебирать содержимое. Блокнот, ключи, ручки, губная помада, зажигалка, сигареты, пара бумажек с адресами… Где же квитанция?

– Потеряли, – злобно констатировала Виолетта, – теперь целая проблема выручить собственные простыни, а все из-за вас! Потрясающая беспечность! Разгильдяйство в быту – неаккуратность в научных работах. Вот Альберт Владимирович…

Она зудела, как жирная осенняя муха, без конца упрекая меня во всех грехах. От злости я схватила ридикюль и бесцеремонно вытряхнула его содержимое на кухонный стол. В груде нужных и ненужных вещей сверху оказалась квитанция.

– Вот, – радостно сообщила я, – сейчас принесу.

Но Виолетта Сергеевна не отвечала. Остановившимся взглядом старуха смотрела на вываленные из сумки вещи. Лицо ее слегка посерело, на лбу выступила бисерная испарина. С непонятно откуда взявшейся хрипотцой в голосе профессорша тихо спросила:

– Зачем носите золотую цепочку вместе с ключами, порвать можно.

С этими словами она вытащила из груды мелочей цепочку с крестиком, ту самую, что нянька сняла с шеи подброшенного младенца. Повертела вещицу в руках, оглядела крестик и уже спокойно произнесла:

– Оригинальное плетение, и крестик необычный, с гравировкой, ваш?

– Нет, вещь принадлежала подруге, мне досталась по наследству.

– Ах вот как! – протянула Виолетта и стала наливать воду в стакан.

– Катя умерла, я взяла цепочку на память. Вода перелилась через край и побежала на стол. Профессорша отставила бутылку.

– Ваша подруга была пожилой?

– Нет, как раз недавно сорок исполнилось.

– Надо же, – продолжала проявлять непонятный интерес профессорша, – а что случилось? Несчастный случай?

– Ее убили, – коротко ответила я, – по непонятной причине. У нее вообще была несчастная судьба. В детстве мать подбросила ее к подъезду Дома малютки, потом жизнь плохо сложилась. Работала портнихой, родила сына, и вот нелепая смерть.

– Какие страсти творятся у вас в Казани, – вздохнула Виолетта, откладывая цепочку.

Я внимательно поглядела на старуху. Что-то не нравится мне ее чрезмерный интерес! Назову-ка фамилию и посмотрю, как отреагирует профессорша!

– Она жила в Москве, кстати, недалеко от вас, на Зеленой улице. Катя Виноградова, Екатерина Максимовна. Так что бедный Роман теперь сирота. Ну-ка, бабуля, как воспримешь имя ответчика? Виолетта Сергеевна вцепилась руками в стол. Костяшки пальцев побелели от напряжения.

– То есть вы хотите сказать, что крестик принадлежал Екатерине Виноградовой? Это ее мать подкинула?

– Ну да, – ответила я, недоумевая, что вызвало такой ужас.

Конечно, фамилия Ромы должна вывести старуху из себя, но ведь не до такой же степени.