Книга Нежданно-негаданно, страница 33. Автор книги Люси Гордон

— Кажется, такси приехало, — сказал он, выглядывая в окно.

— Пойдем.

— Один момент. — Он задержал Ферн.

— Что такое?

— Я хочу жениться на тебе больше всего на свете, — тихо проговорил Данте. — Но не желаю быть обузой. Дай слово поместить меня в дом инвалидов, если я стану таким, как дядя Лео.

— Как я могу это сделать? — ужаснулась Ферн. — Это предательство.

— Если ты не дашь мне слово, свадьбы не будет.

— Данте…

— Я не шучу.

— А твой ребенок?

— Мы только что подписали бумаги, которые передают тебе полный контроль над моим бизнесом, и не важно, будем мы женаты или нет. Это обеспечит тебя и ребенка.

— Я говорю не о деньгах! — воскликнула она.

— Конечно нет, но ты должна знать, что вы оба ни в чем не будете нуждаться, даже если свадьба не состоится. Так ты даешь слово, — повторил Данте, — что, если я стану инвалидом… — Он содрогнулся. — Поклянись, иначе я не женюсь на тебе.

— Что? — Ферн в ужасе уставилась на него.

— Я все немедленно отменю, если ты не дашь мне слово. Я не смогу пройти через это, если не буду уверен. Ты никогда не понимала, что этот страх значит для меня, да?

— Я знаю, что он значит для тебя больше, чем я! — вскипела она.

— Ничто не значит для меня больше, чем ты, — смягчился Данте. — Любовь моя, ты сделала для меня так много. Умоляю, сделай еще одно.

— Хорошо, — с грустью проговорила она. — Я обещаю.

— Поклянись всем, что тебе дорого и свято, жизнью нашего ребенка, своей любовью ко мне — поклянись.

— Клянусь. Если дойдет до того, что… — Ферн осеклась и подавила дрожь. — Я сделаю, как ты хочешь.

— Спасибо.

Свадьба состоялась в часовне при больнице. Почти все Ринуччи присутствовали на ней. Женщины стали подружками невесты. Мужчины соперничали за право сопровождать Данте.

Тони был ее посаженым отцом и с гордостью повел невесту к алтарю. Когда Ферн и Данте взялись за руки, проблемы, казалось, отступили. Даже жуткое обещание, которое он навязал ей, не могло испортить этот момент. Она выходит замуж за мужчину, которого любит и который любит ее. Все остальное не важно. Невеста объявила:

— Я, Ферн, беру тебя, Данте, в мужья. Обещаю быть верной тебе в радости и в горе, в болезни и здравии. Обещаю любить и почитать тебя до конца моих дней.

Потом они обменялись кольцами.

Когда церемония близилась к концу, священник взглянул на них, без слов спрашивая, не желают ли они добавить что-нибудь от себя. Данте кивнул, взял руку Ферн и заговорил ясным голосом, чтобы слышали все:

— Я вручаю тебе свою жизнь. В ней нет ни одной частички, которая не принадлежала бы тебе. Делай с ней все, что пожелаешь.

Ферн потребовалось несколько секунд, чтобы побороть навернувшиеся на глаза слезы, потом она произнесла:

— Все, что во мне есть, принадлежит тебе. И будет принадлежать. Сейчас и всегда — что бы ни принесла жизнь.

Она произнесла последние слова с особым значением, надеясь, что Данте поймет.

А потом все закончилось. Вместо свадебного банкета семья проводила Данте в палату. Там стояла бутылка шампанского, но скоро смех и поздравления стихли.

Родственники попрощались с Данте, понимая, что этот раз может быть последним. Хоуп и Тони сердечно обняли его, затем оставили их одних.

— Вам надо хорошо отдохнуть, — посоветовала медсестра. — Поэтому ложитесь и выпейте лекарство. — Она протянула стакан. — Это поможет вам уснуть.

— Я хочу остаться с мужем, — сказала Ферн.

— Конечно.

Она помогла ему раздеться.

— Я рад, что ты осталась со мной, — начал Данте. — Мне надо сказать тебе кое-что еще. Я прошу у тебя прощения.

— За что?

— За мой эгоизм. Все-таки я не должен был настолько сближаться с тобой.

— Предполагалось, что между нами не будет ничего серьезного, — напомнила Ферн.

— Но это оказалось не в нашей власти. Я влюбился в тебя о самого начала, но не признавался себе в этом. И вот привел к краю пропасти.

— Неправда, — прервала она его. — Ты — лучшее, что было в моей жизни и всегда будет, что бы ни случилось. Ты понимаешь? Что бы ни случилось.

— Но скажи, что прощаешь меня, — взмолился Данте. Голос его был уже сонным.

— Я прощаю тебя, если хочешь, но прощать нечего.

Он улыбнулся. Секунду спустя глаза его закрылись. Ферн опустила голову на подушку рядом с ним и не сводила с него взгляда, пока ее глаза тоже не закрылись.

Это была их брачная ночь.

Утром пришли санитары, чтобы доставить пациента в операционную.

— Один момент, — в отчаянии попросил Данте. Когда Ферн склонилась над ним, он коснулся ее лица.

— Если это последний раз… — прошептал он.

Ее словно током ударило. Это ведь и в самом деле может оказаться последний раз, когда она прикасается к нему, смотрит ему в глаза.

— Это не последний раз, — твердо произнесла женщина. — Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.

Вдруг Данте протянул руку, словно пытался что-то найти.

— Что такое?

— Твой фотоаппарат, — сказал он. — Toт, который всегда с тобой.

Ферн поняла, что он хочет. Она установила фотоаппарат на некотором расстоянии и выбрала программу снимка с задержкой. Зачем заключила Данте в объятия, глядя ему и лицо.

Его глаза смотрели на нее с удивительным умиротворением.

— Да, — прошептал он. — Мы всегда будем вместе. Моя любовь останется с тобой навсегда, верно?

Она не могла говорить, только кивнула.

А потом его увезли.

— А если он умрет? — обратилась она к Хоуп. — Умрет во время операции, на которую согласился только потому, что я заставила его? Если он умрет, значит, я убила его.

— А если операция пройдет успешно, ты спасешь ему жизнь и здоровье, — возразила та.

Как медленно тянется время! Много раз Ферн брала камеру и вглядывалась в последний снимок.

Что она наделала?!

— Я отправила его на смерть, — в ужасе проговорила она, побелев как мел.

— Нет, — убеждала ее Хоуп. — Данте действительно играл с судьбой. Ты же дала ему шанс. Ты — инструмент судьбы. Остальное не в твоей власти.

Наконец Данте вывезли из операционной с перебинтованной головой. Он был бледен как привидение, и совершенно не похож на себя. Но он был жив.

— Все прошло хорошо, — сообщил врач. — Он сильный, и осложнений не возникло, поэтому нам легко удалось укрепить стенку слабой артерии. Говорить об успехе еще слишком рано, но, полагаю, он будет жить.