Онлайн книга «Крутые наследнички»
|
Тихая беседа за столом текла своим чередом. После седла барашка подали блюдо с сырами. Запивали все это великолепным, совершенно потрясающим вином, название которого я не знала, а этикетку не увидела. Официант держал бутылки, обернув их салфеткой. Разговор перекинулся на искусство. Сначала обсудили достоинства и недостатки Лувра, потом Британского музея, добрались до галереи Уффици. – А ваш любимый художник? – обратился ко мне Алан. – Люблю всех импрессионистов, – призналась я, – а вот Пикассо, Малевич не для меня. – О, – засмеялся Жан, – тогда вам надо ходить только по второму этажу. Не зря Натали настаивала, чтобы ваша комната была именно там, можно не спускаться на первый этаж. Он у нас весь посвящен современному искусству. – Да, – восторженно закивала я, – на втором этаже такие чудные репродукции. Повисла тишина, потом все опять разом заговорили – на этот раз о китайском фарфоре эпохи Мин. Кофе подали в соседней комнате, скорее всего это была библиотека: стены плотно заставлены томами разных форматов, кожаные и бумажные корешки, подарочные и карманные издания – все стояли вперемешку. Неся в руках две маленькие чашечки с кофе, Наталья подошла ко мне. – Ну что, нравится? – спросила она. – Очень, но вот только… – Что-то не так? – озабоченно спросила Наташка. – Да нет, все в порядке. Но не могла бы ты поселить меня в другую комнату? – Не нравится? А я так старалась все сделать для тебя как можно лучше… – Да все прекрасно, вот только меня смущают чужие вещи в шкафу. Я кого-то выселила из комнаты? Наташка захохотала во весь голос: – Ну, ты даешь! Это все твои вещи. – Мои? – Твои, твои. У тебя что, памяти нет? Помнишь, как мы с тобой под Новый год мечтали? Ты говорила, что хотела бы шкаф, который можно открыть, не вставая с кровати, и там должны лежать куча нового белья и нераспечатанные пачки с колготками, и по паре разных туфель к каждому костюму. Можешь быть уверена, я все сделала точь-в-точь, как ты хотела. Знаешь, этот чертов шкаф отказались делать три фирмы. – Прости, – в полном ошеломлении пробормотала я. – Да ладно, чего уж там, – снисходительно бросила Наташка. – Я-то знаю, как съезжает крыша, когда мечты вдруг воплощаются в жизнь. Я лишилась дара речи. – Натали, – позвал Жан. – Иду, – заулыбалась Наташка, – да, вот еще что, имей в виду – так, на всякий случай, на стенах у нас нет репродукций, все только подлинники… Хорошо, что я не могла увидеть себя в эту минуту со стороны – отвисшая челюсть не красит. Подлинники! Все эти прекрасные картины, густо развешанные по стенам, подлинники. Значит, и этот Гальс, украшающий библиотеку, тоже. А рядом маленький этюд – о нет! Это набросок Да Винчи. – Не завидуйте, – раздался голос позади меня. – Жизнь так изменчива… Вдруг вы станете богаче своей сестры! – Ну, это маловероятно, – ответила я, поворачиваясь. – Не думала, что на моем лице написана откровенная зависть! Мой бывший сосед по столу расхохотался: – Я хорошо знаю женщин – вы завидуете даже новой шляпке. А при виде такой коллекции, да еще у сестры, да еще если вы бедны… – Кто вам сказал, что Натали моя сестра? – перебила я Аллана. – Она сама. Вы, русские, так цените родственные связи, так держитесь друг за друга… Я посмотрела на Аллана и вздохнула. Объяснить этому самовлюбленному болвану ничего невозможно. Неужели он не понимает, что русские такие же разные, как и французы, а большое число родственников одинаково угнетающе действует на людей любой национальности. Интересно другое: с чего это Наташа выдает меня за свою сестру? Но вслух я произнесла совсем другое: – Богатому человеку трудно понять бедного. – Боже, да вы философ! – восхищенно проговорил Аллан. – Но вот в отношении меня вы ошиблись. Я долго, слишком долго был беден. Затем удачно женился. Мартина была богата. Злые языки судачили, что наш брак держится на голом расчете. Не спорю, сначала так и было, но потом я искренне полюбил ее. И сейчас я вдовец, и мне ее не хватает. Она была некрасива, но умна, и в этом вы чем-то на нее похожи! Наш разговор прервала Маша. – Мамочка, мамочка, мне нужно сказать тебе что-то по секрету, – театрально зашептала она. – Дитя мое, – сказал Аллан, – смело говори по-русски. Ничего, кроме слов «Ельцин» и «Горбачев», я не пойму! – Мамулечка, – затараторила Маша, – поди скажи Аркадию, он не разрешает взять мне десерт, скажи ему – это нечестно. – Ябеда-корябеда, – отреагировал Аркадий. – Мать, она выдала тебе только часть информации. Я не разрешил ей в четвертый раз взять взбитые сливки. И не подумай, что я забочусь о ее фигуре, здесь уже ничего не поделать. Но ведь ее прошибет поносус вульгарис. Будет стонать и охать. – О, как приятно видеть столь трогательную заботу брата о младшей сестре, – произнес тонкий голос. – Они ухитрялись спорить даже тогда, когда Машка еще не умела говорить, – вздохнула я и вдруг поняла, что что-то здесь не так. – Как вы здорово говорите по-русски! – заорала, как всегда, во весь голос Маша. – Мамулечка, она говорит по-русски ну прямо как мы! – Что же здесь удивительного? – сказала Жаклин. – Я ведь русская, девичья фамилия моей матери Коновалова. Сейчас все эмигранты прикидываются князьями, а я признаюсь честно – моя мама была простой девчонкой из деревни, просто Галька Коновалова. – А как же вы оказались в Париже? – заинтересованно спросила Маша. – Во время войны моя мать попала в оккупацию, – охотно ответила Жаклин, – а после побоялась вернуться в Россию. Скиталась сначала без денег, жилья и работы, потом устроилась судомойкой в один богатый дом. Ну а дальше все пошло, как в сказке. Богатый хозяин увидел бедную служанку, полюбил ее и взял в жены. Так что я – дитя любви! – Вы великолепно владеете русским языком, – сказала я, – практически без акцента. – Мать настояла на том, чтобы в доме было два языка, – пояснила Жаклин. – Она говорит, что, чем больше знаешь, тем лучше. |