Книга Имя богини, страница 73 – Виктория Угрюмова

– Нет-нет, – поспешно ответила Габия. – Воды мы вообще не любим.

– А-а, – как показалось спутникам, несколько разочарованно протянул хортлак. – Тогда, значит, тоже ничего интересного не слышали. Я ведь как понимаю: А-Лахатал очень хотел, чтобы изваяние и на этот раз учинило обычный разгром, а оно не стало. Кто их поймет – богов? Это очень интересная истори, а я не знаю ни начала, ни конца, – печально вздонул степнячок.

– Ладно, Момса, еще узнаешь, – ободрил его Эйя. – Расскажи лучше про армию – далеко она?

– Нет, конечно. Армию видела моя тетушка своими глазами пару дней тому назад. И она утверждает, что Зу-Л-Карнайн завтра к полудню должен быть уже у стен города. Эй, что это вы?

Услышав это сообщение, Бордонкай решительно поднялся на ноги и шагнул прочь от костра, в темноту, туда, где фыркали кони, пощипывая сухую траву. Джангарай и Ловалонга моментально стали сосредоточенными, и ингевон вопросительно уставился на Каэтану. Она нехотя кивнула. Ее разморило у костра, не хотелось вставать и ехать куда-то – желание выспаться перевешивало все остальные.

– Прости, Момса, – сказала она, потягиваясь. – Прости, нам нужно ехать.

Степнячок сник и загрустил. Эйе стало жалко его, и он подошел к хортлаку и потрепал по мохнатому плечу.

– Нам нужно быть в городе до того, как его окружат войска императора.

– Не успеете, – тихо сказал хортлак.

– Должны успеть, – отозвалась Каэ, подпоясываясь пемнем и надевая на себя крестообразную перевязь.

Момса бросил на ее мечи короткий взгляд, но ничего не сказал.

– Удачи тебе. – Джангарай протянул степнячку руку.

Тот степенно пожал ее и ответил:

– И тебе удачи, воин.

– Прощай, Момса, – хором сказали близнецы.

– До свидания, – пророкотал Бордонкай.

– Интересных тебе историй, – пожелала Каэ, вскакивая на коня.

Альв прощался с хортлаком последним.

– Береги ее, – прошептал Момса, указывая глазами на Каэтану.

– А то я не понимаю, – пробурчал альв, хотя на самом деле понимал не очень много.

– Может, подбросить тебя куда-нибудь – спросила Каэ, но епнячок замахал лапками:

– Ну вы, что вы! Я, когда пешком, столько всего вижу и слышу. Да и бегаю я ненамного медленнее ваших скакунов.

– Это правда, – сказал альв.

– Ну тогда прощай. Авось свидимся. Спасибо тебе!

Топот копыт заглушил все остальные звуки. Хортлак некоторое время посидел, размышляя, у покинутого костра. Он что-то бормотал себе под нос и водил в воздухе мохнатыми лапками.

– Где же я их видел? – шептал он, напрягая свою прекрасную память. – Ну где?

Внезапно он вспомнил нечто, показавшееся, по-ви-Димому, безумно важным, потому что Момса бросился в степь, крича:

– Подождите! Подождите!!!

Он все наращивал и наращивал скорость.

Он не врал, маленький степной дух, когда говорил, что бегает ненамного медленнее, чем породистые скакуны, и сейчас мчался так, как никогда в жизни. Он чув-вовал, что обязан догнать небольшой отряд и рассказать им одну из самых старых, интересных и ценных своих историй, пусть даже они опоздают к штурму ал-Ахкафа Но он не успел преодолеть и части пути, как дорогу ему преградил всадник на седом скакуне.

При виде этого седока сердце Момсы похолодело и ушло в пятки – он знал, что от него не скрыться, как быстро ни беги. И хортлак остановился.

– Мне сказали, – надменно проговорил всадник возвышаясь скалой над крохотным серым существом, – мне сказали, что ты был в гостях и услышал много интересных историй. Расскажи их все, и я щедро вознагражу тебя.

Момса знал, что никогда в жизни не осмелится противоречить этому всаднику, – страх перед ним был заложен в душе степнячка с первых же минут пребывания на этом свете (а жил он уже достаточно долго). Он знал, что сейчас подчинится железной воле всадника.

– Нет! – неожиданно звонко вырвалось у него, и он с удивлением понял, что говорит собственным голосом. – Я рассказываю свои истории только тем, кому хочу их рассказать.

Маленький Момса сам не понимал, откуда у него взялось столько смелости, чтобы произносить подобные слова в присутствии всадника, но они текли из его груди не ведающим преград потоком и не собирались застревать в глотке под гневным прожигающим взглядом его собеседника.

– Мне не нравится такой слушатель, как ты. Езжай своей дорогой и дай мне идти моей.

– Не станешь рассказывать? – неожиданно беззлобно переспросил всадник.

Хортлак знал, что будет дальше. Недаром он прожил столько лет в степи и слышал столько леденящих душу историй, в которых главным действующим лицом был этот ночной наездник. Но он набрал полные легкие воздуха и произнес:

– Нет.

Впервые за свою долгую жизнь он был так немногословен.

– Твое дело, – почти лениво заметил всадник. Его послушный конь по-прежнему не двигался с места. А Момсе было необходимо бежать дальше: он еще не терял надежды догнать маленький отряд и рассказать им свою самую интересную... да нет же – куда теперь побежишь?

Степнячки никогда не отличались особой храбростью, а Момса – тем более. Он был из породы мечтателей, которые хотят совершить подвиг, но никогда не решаются на это, потому что в реальной жизни все выглядит чуть-чуть иначе. Однако сейчас Момса не считал подвигом то, что делал. Он просто повернулся в сторону, противоположную той, куда ускакал маленький отряд, и припустил изо всех сил.

Всадник так и остался неподвижным, отчего у хортлака мелькнула мысль: «Может, зря я все это затеваю?» Но усилием воли он отогнал ее и, когда отбежал от ночного собеседника на достаточное расстояние, закричал во всю мощь своих легких, звучно и протяжно:

– Каэ! Сюда! – И это был голос Бордонкая.

И понесся что есть мочи. Затем резко свернул вправо, наперерез всаднику.

* * *

Он бежал изо всех сил и останавливался, чтобы покричать так, как обычно делают в степи хортлаки, водя одинокого путника, да только путник нынче был не из беспомощных...

Момса изображал топот конских копыт и лязг оружия. Он кричал голосами Джангарая и Ловалонги, альва-и самой госпожи с перекрещенными мечами за спиной. Он повторял голоса Эйи и Габии, стараясь так, как никогда в жизни; и ему поверили наконец. Возможно, это был самый большой успех хортлака, самое серьезное признание – ценою в жизнь.

За его спиной, сотрясая степь, раздался тяжелый топот копыт.

Хортлаки бессмертны, если их не убивать...

Тот, кто догонял Момсу, умел делать только одно – сеять смерть, но делал это очень хорошо.

Момса летел как на крыльях, останавливаясь все реже и реже. Теперь он норовил кричать на бегу, изредка застывая на месте и хватая ртом воздух. Он водил своего преследователя широкими кругами, с ужасом понимая, что тому осталось совсем немного, чтобы догнать его, Момсу из рода могучих и прекрасных Момс, всегда живших в этой гостеприимной степи.