Книга Вакансия, страница 81 – Сергей Малицкий

– Говори уж как есть. – Рука Шакильского по-прежнему лежала на прикладе карабина. – Не сами гибнут, а их гибнут.

– Тогда… – Дорожкин нервно сглотнул. – Тогда какой смысл работать егерем, если нет зверей?

– А не буду работать егерем, так их и не будет никогда, – прошелестел Шакильский и вдруг расплылся в нервной улыбке. – Отстал вроде. Или в обход пошел. Затаился. Прибавим чуть-чуть. До полудня хочу успеть.

Отряд двинулся дальше, и Дорожкин, еще раз посмотрев на след уазика, пробормотал:

– Маргарита и Ромашкин то и дело в каких-то ссадинах возвращаются, а в чем дело, не говорят. А меня один раз позвали на охоту, так я чуть не…

– Подчищают они территорию, не охотятся, а подчищают, – объяснил Шакильский. – А когда тебя вот позвали, именно что охота была. То, что они подчищают, в грязи таится. Или в паутине, если по-другому. Тут, говорят, грязь близко. Оно выбирается наружу, тут его и… Но я в таких делах не участвую. Мое дело – чистый воздух да граница…

– Опять граница, – вспоминал давний разговор Дорожкин и вдруг вздрогнул, стиснул кулаки, зажмурился. Как же он мог упустить? Вера Уланова пропала в шестьдесят первом году. Ну так и Дубицкас был выписан из квартиры в шестьдесят первом году. Совпадение? Выписан был в связи со смертью, но все еще бродит по институту. Может быть, и Вера Уланова бродит где-то?

– Ничего странного не заметил сегодня с утра? – обернулся Шакильский.

– Да все странное, – пожал плечами Дорожкин и, с окатившей его уже в который раз волной ужаса, вспомнил вчерашнее приключение в квартире Козловой. – Уланова странная, ты странный, лошади странные, небо вот странное, чистое какое-то, как ты говоришь, дом Улановой странный.

– Вот, – кивнул Шакильский. – О том и речь. Запомни это, парень. Дом у Улановой необычный. Я, когда впервые его увидел, рассматривал долго, потом только постучался. Постучался, да чуть не пожалел. Каюсь, сначала испугался. Когда человек не в себе, это очень страшно. Потом едва не влюбился, но сразу почувствовал, что-то не то с ее красотой. Но так или иначе, а к домику-то прирос. Помогаю частенько. А все почему? Из-за любопытства. Любопытство – важная штука.

– Но очень опасная, – заметил Дир, все так же вычитывая что-то в своей читалке.

– Согласен, – кивнул егерь, и Дорожкину в который уже раз показалось, что светлый бор по сторонам дороги наполнен не только тишиной и свежестью, но и опасностью.

– Прибыли, – спрыгнул с лошади Шакильский, когда тыльная часть Дорожкина отчаялась уже дождаться окончания мучений. – Смотри-ка, еще пара метров в плюсе. А когда ты, парень, появился, на пятьдесят метров отыграло сразу.

Дорожкин в недоумении обозрел округлую полянку, на которую выбрался отряд, сполз на сухую мороженую траву. Попытался сделать один шаг, другой и так и пошел, расставив ноги и жалея, что не может сию секунду завалиться на мягкий диван и забыть и о собственном любопытстве, и о возможном сумасшествии, и о городке Кузьминске со всеми его обитателями.

– Не слишком спеши, – посоветовал ему Дир. – Сначала надо оглядеться как следует, подумать.

– Лошади? – вспомнил Дорожкин.

– О лошадях не беспокойся. – Шакильский передернул затвор карабина. – Они просто так не убегут. А если кто нападет на лошадок, радоваться надо, что не на тебя. О том, что вокруг, думать надо. В лесу без думки нельзя.

– Мы уже в Тверской области? – спросил Дорожкин, разглядывая по-особенному темный и высокий лес на дальней стороне поляны. Издали казалось, что под лапами елей стоит ночь.

– А кто его знает? – пожал плечами Дир. – С одной стороны, вроде как да, а с другой…

– Ну ладно, – закинул карабин на свободное плечо Шакильский. – Хватит мучить инспектора.

– Так пусть он дурака выключит, я сразу и мучить его перестану, – улыбнулся Дир, и Дорожкин тут же подумал, что и Дир, и Шакильский не просто так взяли с собой бедолагу инспектора развеяться на выходные, а именно что сопровождали его в нужное место. В нужное им место.

– Все просто, – сказал Шакильский, поглядывая в сторону темного леса. – С каждым из нас происходит нечто такое, что кажется нереальным, неправильным, невозможным.

– Ну не с каждым, – скрипнул Дир, поймал улыбку егеря и поправился: – Или не всегда.

– Весь вопрос, как на это реагировать, – продолжил Шакильский. – Можно решить, что ты сошел с ума.

– Или сошли с ума все вокруг, – заметил Дир.

– Можно решить, что все это сон, – прищурился егерь. – Не самый плохой вариант, кстати.

– И даже попытаться проснуться, – добавил Дир.

– Но если не получится… – Шакильский замолчал.

– …продолжать спать, – закончил Дир.

– Долго репетировали? – спросил Дорожкин.

– Думали долго, – отозвался Шакильский. – Что тебе сказал Адольфыч? Меня интересует последняя версия.

– То, что это заповедник, – пожал плечами Дорожкин. – Для всякой нелюди, нечисти, людей с особыми способностями. А вам разве говорил что-то иное?

– И нам говорил то же самое, – кивнул Шакильский. – Мне, по крайней мере. Дир слишком занят чтением, ему не до откровений Адольфыча.

– Это ему не до меня, – заметил Дир, – к счастью.

– Хорошо, хорошо, – поднял руки Дорожкин. – Вы меня убедили. Если это сон, надо продолжать спать. Если это коллективное сумасшествие, надо расслабиться и находить в этом определенный кайф. Или интерес. Мне Адольфыч сказал, что будет очень интересно. Пока не обманул. Кстати, он не обманывает. Он ведь просто уточняет, не так ли?

– Вот, – расплылся в улыбке Шакильский. – Я все не мог слово подобрать. Адольфыч уточняет. Точно. Уточняет. Ну так давай и мы попытаемся уточнить? Пошли, парень. Сумку свою возьми, у тебя ж там колбаска копченая? Я почуял. Не обратно же ее тащить?

Полоса проходила метров за десять до леса. Дорожкин бы не заметил ее вовсе, но Дир расставил руки, да и Шакильский поймал его за шиворот.

– Смотри.

Трава под ногами менялась, словно была отсечена невидимой линией. Там, где стоял Дорожкин, она была сухой, желтоватой, побитой заморозками. Через шаг становилась серой и как будто живой. Только не торчала вверх разнотравьем, а курчавилась, изгибалась вдоль земли.

– Граница? – недоуменно спросил Дорожкин, но Шакильский уже обогнал его и шагнул через линию. Шагнул и мгновенно и сам стал серым, и потерял в росте полметра, если не больше. И Дир шагнул вслед за ним, но не уменьшился, а как будто еще вырос и раздался в стороны, вовсе предстал великаном.

– Иди сюда, – сказал Шакильский, но его голос был глухим, словно говорил он сквозь стену.

– А сможет? – повернулся к нему Дир.

– Сможет, – кивнул Шакильский. – Должен. У него ж нет этой дряни над головой.

– Какой дряни? – спросил Дорожкин, шагнув вперед.