Онлайн книга «Фантомас»
|
– Полиция, конечно! – Ты ж говорил, они успокоились? – Мы все так думали. А на самом деле один из них был среди нас. Вроде как перевелся из филиала в Каире. Как его… Жюв, вроде. – Жюв… – пробормотал Жюло себе под нос. – Интересно, интересно… У входа в подвальчик послышался шум. По винтовой лестнице спускались два новых посетителя, судя по всему, хорошо здесь известные. Это были Большая Эрнестина, знаменитая на всю округу каменщица с бульвара Севастополь, и Бенуа-Лабазник, который издавал пьяные выкрики, пошатывался и опирался на свою спутницу. Оторвавшись от нее, он, не разбирая дороги, пошел по залу, шаря руками по столам и наваливаясь на пьянчуг, пока не нащупал под собой свободное место. Он плюхнулся на скамейку, но промахнулся и едва не придавил того самого тщедушного молодого человека с миской капусты, которого давеча приметила Берта. Видимо, внушительные размеры пьяного произвели на юношу столь сильное впечатление, что он не только не решился возмущаться, но весь сжался и отодвинулся подальше в угол. Эрнестина потрепала его по щеке. – Не трусь, малыш! – просипела она. – Лабазник – пьяная свинья, где ему тебя раздавить. А если он и захочет над тобой покуражиться, не волнуйся – Большая Эрнестина здесь, и она не даст тебя в обиду! Она победно оглядела зал в уверенности, что уж с ней-то никто не захочет связываться. Потом погладила молодого человека по макушке, причем казалось, что вся голова его скрылась в могучей длани, и возгласила: – Ох, как он мне нравится, этот куренок! Как тебя зовут, малыш? Юноша осторожно отвел голову. Губы его дрожали. – Поль, – еле слышно ответил он и покраснел. Тем временем папаша Бонбон уже поставил перед Бенуа-Лабазником огромный кувшин с горячим вином. Сидевший за его спиной Бузотер причмокнул от удовольствия. Он не без оснований надеялся поживиться. Лабазник налил себе полную кружку и окликнул Жофруа, приглашая того чокнуться. Но Бочка, чувствуя себя и без того уже набравшимся, отрицательно помотал головой. Бенуа посчитал себя оскорбленным. И быть бы драке, если бы не Бузотер. Вскочив, он вдруг завопил: – Лопни мои глаза! Вот так встреча! В голосе его было столько радостного изумления, что все присутствующие заинтересованно обернулись. Берта подтолкнула Жюло и проговорила: – Смотрите-ка! Это тот самый, зеленый, с рынка! – Да, действительно он, – удивленно ответил тот, присмотревшись. Бузотер тем временем продолжал радостно размахивать руками: – Ну конечно, мы же виделись! Черт, где же… Он хлопнул себя по лбу и заорал пуще прежнего: – Ну конечно! Нас же сцапали в одну ночь! Ну там, в Болье, в ночь, когда прирезали старушку маркизу! Неужели не помнишь?! Бузотер подскочил и подергал человека с зеленым лицом за рукав: – Ну вспоминай, вспоминай! Маркиза де Лангрюн! Ей еще располосовали горло от уха до уха. Не поворачиваясь, его собеседник недовольно проворчал: – Ну и что дальше? Отвяжись от меня, балбес! Бузотер обиженно засопел и вернулся на свое место. Тут Жофруа-Бочка и Бенуа-Лабазник на беду опять встретились мутными взглядами. Снова назревала драка. Перепуганная Берта беспомощно толкала брата в могучий бок и шептала: – Пойдем отсюда! Ну пойдем же! Жофруа только отрицательно урчал. Тем временем человек с больным зеленоватым лицом, отделавшись от навязчивого бродяги, вернулся к прерванному разговору с местным гитаристом. – Что меня поражает, – говорил музыкант, – так это то, что он говорит без малейшего акцента. – Нашел невидаль! – тихо отвечал ему собеседник. – Многие иностранцы говорят по-французски, как французы, а уж такому парню, как Гарн, это и вовсе пустяк. Так что… Он вздрогнул и замолчал. Ему показалось, что Большая Эрнестина, бесцельно бродившая от столика к столику, очутилась подозрительно близко и пытается подслушать их разговор. Человек нахмурился. Тут хриплый рев перекрыл шум зала. – Дьявол меня побери! Если кое-кто хочет помериться силой, я готов! Бочка-Жофруа бросил вызов. Зал настороженно притих. Настала очередь Лабазника-Бенуа. Как раз в этот момент Бенуа осушил стакан вина. Видимо, этот стакан притупил его память. Он вытер рот рукавом и непонимающе икнул. – А м-может, п-повторим, мсье? – спросил он. Тем временем Большая Эрнестина незаметно приблизилась к Жюло. Не поворачивая головы, тот бросил: – Ну что? Делая вид, что заинтересованно оглядывает зал, женщина ответила: – Этот господинчик… Ну, с зеленоватой рожей, говорил сейчас гитаристу: «Это он. Точно! Я видел ожог у него на ладони». Жюло тихо выругался. Рука его сжалась так, что костяшки побелели. Большая Эрнестина вышла на середину зала и раскатистым голосом окликнула молодого человека, которого давеча едва не раздавил Лабазник: – Эй, малыш! Ты, кажется, совсем задрых! Хочешь, я присяду тебе на колени? Некоторое время Жюло мрачно смотрел перед собой, потом ухватил за подол пробегавшую мимо служанку: – Постой, Мари! Скажи-ка, куда выходит это окошко? – и он указал рукой на узкое окно, которое находилось как раз за его спиной. – Как куда? – удивилась служанка, – в соседний подвал, конечно! Мы ведь под землей, мсье. – В подвал… – задумчиво проговорил Жюло. – А оттуда можно выбраться? Мари задумалась: – Пожалуй, что никак… В этот момент захмелевший Жофруа-Бочка швырнул в Бенуа-Лабазника тарелкой, но промахнулся. Тарелка со звоном разбилась о противоположную стену. Присутствующие сильно перепугались, чувствуя, что при драке двух гигантов и им может не поздоровиться. У входа создалась давка. Полузадушенно пищали женщины, мужчины изрыгали проклятия. Пьяные кандидаты в грузчики оказались один против другого. Жофруа-Бочка поднял над головой стул. Бенуа-Лабазник пытался отодрать мраморную столешницу, чтобы защититься. В подвале царила полная неразбериха. Звенели столовые приборы, слышался шум бьющихся тарелок. Внезапно револьверный выстрел заставил всех застыть. Всех, кроме человека с зеленоватым лицом и его собеседника-гитариста. Нисколько не потеряв самообладания, они давно уже следили за Жюло. Тот, безусловно, был превосходным стрелком. Подвал освещался лишь одним слабым фонарем, который помещался в глубокой нише в стене. Единственным выстрелом Жюло умудрился перебить электрический провод, скрытый под слоем штукатурки. Помещение погрузилось во мрак, в котором прозвучал крик боли, а затем призыв: |