Книга Правда жизни, страница 18 – Грэм Джойс

Наступил сочельник 1949 года. Марта убрала веточками остролиста и омелы висевшие на стене фотографии и картину с летящими утками. Она была не мастерица по части украшений, но ей весело было на душе, когда дочери лишний раз приходили к ней в честь праздника. Говорили о том, что в Совете только женщина смогла придумать простой способ развеять мрак в городе. Член Совета Перл Хайд договорилась позаимствовать огни с приморского бульвара в Блэкпуле, и Юна свозила Фрэнка в Ковентри посмотреть на рождественскую иллюминацию.

Между тем Эвелин бросила взгляд на Ину, после чего обе с интересом повернулись к Фрэнку. Марта заметила, что они вдруг стали к нему внимательнее, и ей стало не по себе. До сих пор малыш Фрэнк был для сестер-близнецов головоломкой и довольно сильно действовал им на нервы. По их мнению, от него было слишком много шума и кутерьмы, им был противен его вечно текущий носик. Кроме того, время от времени у него, очевидно, уже начинали играть мужские гормоны, он распалялся и в такие минуты частенько проявлял свое расположение к незамужним тетушкам, до синяков дубася или лягая их по голеням, щипая за бедра или отвешивая им ладошкой оплеухи. Спору нет, Фрэнк, конечно, был сделан из улиток, ракушек и зеленых лягушек, и, хотя тетки-близнецы никогда бы этого вслух не сказали и выказывали ему только свою доброту, маленькой хорошенькой девочке они радовались бы куда больше, ведь она была бы мягче и податливее.

Теперь в настроениях сестер, кажется, наметились перемены. У Фрэнка вроде бы обнаружились способности. Он и не подозревал, что две пары ястребиных глаз уже оценивали, способен ли он совершить путешествие в духовные сферы.

– Ты говоришь, он знал… – начала Ина.

– Да, – подхватила Эвелин, – ты говоришь, что он знал. Что ты этим хочешь сказать?

– Если это близнецы, будь готова, – многозначительно сказала Марта. – Ты не представляешь, что тебя ждет.

– Не хочешь же ты сказать, что мы были для тебя обузой! – возмутилась Эвелин, ставя на стол чашку с чаем.

– Ха! – воскликнула Марта. – Говорят, забот прибавляется вдвое, а я говорю – на каждого вдвое, а на близняшек – вчетверо!

– Ты же сама всегда говорила, что мы друг за дружкой ходили, – сказала Ина.

– Ходили, пока капризничать не начинали. Одна как заканючит, мол, все у них одинаковое – подавай ей что-нибудь совсем другое.

Ине не хотелось продолжать спор.

– Так ты, Юна, говоришь, Фрэнк будто бы знал, что близнецы будут?

– Что, хорошую повитуху-то нашла, а, Юна? – полюбопытствовала Марта. – Тебе хорошую надо.

– Вид у нее чудной, – призналась Юна. – Но, говорят, бабка хорошая. Все зовут ее Энни-Тряпичница.

– Энни-Тряпичница? Ну, ты в хорошие руки попала.

– Ты ее знаешь?

– Как же! Она Ину с Эвелин принимала и Аиду, сестренку твою, когда мы за Визибруком жили. Совсем девчонкой тогда была.

– А почему Тряпичница? – спросила Кэсси.

– Потому что таскает с собой кучу тряпья всякого, – объяснила Юна. – Видела бы ты ее. Малявка такая – косая, зубы гнилые, зато рука у нее легкая.

– Этого у нее не отнять. А что будем делать с нашим молодым господином, когда двойняшки родятся? Будет там у тебя под ногами путаться.

– Да не, мам, он мешать не будет. Тому нравится, что парень у нас на ферме живет. Помощничек наш, правда, Фрэнк? Да и Кэсси чаще у нас бывает, на лошадке теперь катается, да ведь, Кэсс?

Сосед-фермер не мог больше держать своего смирного коренастого Сивого и отдал его Тому. Раньше конь возил телегу с углем. У него было бельмо на глазу, он загребал ногами, когда его пускали рысью, зато, говорили, что его и бомба не возьмет. Том оседлал его для Фрэнка, но Кэсси вдруг не на шутку увлеклась верховой ездой. Она все чаще стала приезжать на ферму и оставаться там, скоро вполне освоилась с конем и стала выезжать одна, иногда катаясь часами.

– Ну что ж, дождемся двойняшек, – решила Марта. – А там поживем-увидим, как у вас с Фрэнком дела пойдут.

– Думаю, кому-то придется его забрать, – сказала Ина, протирая очки о край подола.

Однажды весенним утром, когда Фрэнк резвился во дворе на новом трехколесном велосипеде, Том выскочил из дома, на ходу натягивая свитер. Кэсси где-то неподалеку каталась на коне. Том запрыгнул в кабину грузовика, завелся и задним ходом на высокой скорости отъехал от дома на дорогу. Там он остановился, вылез, бегом вернулся к Фрэнку, опустился рядом с ним на колени и схватил его за руки.

– Я минут на десять, – сказал Том. – А ты пойди, пожалуйста, поищи маму там, в поле. Не найдешь – иди в дом, помоги тете Юне.

Фрэнк кивнул. Том снова бросился к грузовику, влез в кабину, нажал на газ и умчался.

Как и было ему сказано, Фрэнк пошел через двор фермы к полям искать Кэсси. По пути он нашел палку и бросил ее в утиный пруд. Палка угодила в ил у самого берега. Фрэнк пруда побаивался, но палку можно было достать подпоркой от бельевой веревки, и он вернулся на ферму за подпоркой. Из дома до него донесся тихий стон. Он уже собирался разузнать, в чем тут дело, но вспомнил, что должен поискать мать, бросил подпорку, оставил палку лежать в грязи и припустил к полю. У коровника на него набросился драчливый гусь Рубен.

Рубен уже не раз щипал Фрэнка, и тот благоразумно держался от него подальше. Правда, Том как-то показал ему, как можно пугнуть Рубена, просто помахав палкой, и Фрэнк снова отправился к дому за подпоркой, чтобы выудить палку из грязи. Наконец он вернулся к коровнику, приготовившись грозно размахивать палкой, но Рубена и след простыл. Фрэнк взобрался на ворота с пятью засовами в конце двора и стал всматриваться вдаль – где же мать?

Кэсси нигде не было. Фрэнк немного посидел на воротах и постучал палкой по столбу. Матери не было видно. Фрэнк вспомнил, что нужно идти в дом помогать тете Юне. Но тут снова появился Рубен и преградил ему путь. Фрэнк вернулся к воротам подобрать палку. Теперь ему удалось пригрозить Рубену, и гусь, знакомый с силой палки, продолжая недовольно шипеть, пропустил его.

Когда Фрэнк подошел к дому, стон стал громче. Оставив палку у двери и сбросив ботинки, он пошел на стон – он раздавался из тетиной спальни.

Там в камине был разожжен огонь. Юна, обливаясь потом, с голым огромным раздувшимся животом полулежала в постели на подушках. Волосы у нее были мокрые. Она снова застонала – сначала низко и негромко, будто глубокой зимой ветер подвывал на ферме или даже будто кто-то озорную песню затянул, а потом с каждым мгновением все сильнее и громче.

– Тетя Юна, ты чего, а? Чего ты?

– Фрэнк, – простонала Юна. – У-у-у-у-у-у-у-у.

– Ты чего, тетя Юна?

– Где дядя Том? У-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у…

– На машине уехал. Да, уехал. Помоги, говорит, Фрэнки, тете Юне, вот. Помоги, говорит.