
Онлайн книга «Числа. Хаос»
— Правительству тоже что-то известно, — выпаливает он. — Гляди. Отменяют публичные мероприятия. Вот — все заявления на проведение в Лондоне общественных мероприятий начиная с тридцатого декабря отклоняются. И на тридцать первое тоже. Адам, даже новогодние вечеринки отменяют! — Правительству что-то известно?.. — Похоже на то. Как только на каком-нибудь сайте появляется «01.01», его тут же закрывают. Вот почему я удивился, что фото Михея еще не удалили. Я типа радоваться должен, да? Радоваться, типа я не псих. Типа и другим тоже известно про первое января. Типа я не один. Вместо этого я впадаю в панику. Нервы так и звенят, все тело мигает, будто красная лампочка. Это по-настоящему. Это происходит на самом деле. — В самом Лондоне тоже кое-что есть. Если не удалили. Я положил закладку… вот. Нельсон загружает еще одну страницу и передает ноут мне. Сначала я не понимаю, что он мне показывает. Какая-то картина во весь экран, вроде бы красками на стене. — Прокручивай вправо и влево, тогда увидишь целиком. Похоже на поле боя: темнота, хаос, все небо в дыму, руки тянутся из руин, зияющие провалы на месте домов. Прокручиваю вправо. Там стоит дата, словно банер во весь верхний угол: 1 января 2027 года. А потом черное, серое и бурое переходит в красное, желтое и оранжевое — экран заволакивает пламя. Нельсон не глядит на ноут, он смотрит на меня, смотрит, что со мной от этого будет. Я прокручиваю дальше, появляются лица, перекошенные от боли и ужаса. Младенец — глаза закатились, по лицу текут слезы, и человек, который его держит, темнокожий парень. Пламя отражается в его глазах, но у меня все внутри леденеет не от глаз — от его лица. Вся щека у него в шрамах, в буграх. Это я. Я — человек на картине. Я — человек с пламенем в глазах. Кажется, меня сейчас стошнит. Стараюсь отвлечься от запаха дыма, от злобного треска пламени. — Что это? Бабуля подходит к нам и смотрит из-за моего плеча. Дым ее сигареты летит мне прямо в лицо, я кашляю. Она машет рукой, отгоняет дым от меня, только уже поздно. Я опять там: валяюсь и костре и ничего не могу поделать, а пламя так и вгрызается в меня. Кашляю так, что все кишки наружу просятся, нечем дышать… Хватаясь за стенки, ковыляю к входной двери. Во дворе сгибаюсь пополам, икаю, кашляю над бабулиной коллекцией садовых гномов, и в конце концов меня рвет. — Адам! Адам! Что с тобой? Аккуратнее, это же Норрис! Он мой любимый. Ну вот, прямо на него… Бабуля рядом, смотрит, как я выплевываю все, что нашлось в желудке. Потом проходит последний спазм и мне становится легче. Холодный вечерний воздух наполняет легкие, и я потихоньку распрямляюсь и встаю. Мы не сразу идем в дом, сначала я немножко дышу и вспоминаю, что такое быть человеком. Бабуля сокрушенно цокает языком — огорчается из-за гномов. Когда мы возвращаемся, Нельсон убирает ноут в сумку. — Где она, эта картина? — спрашиваю я. — У Паддингтонского вокзала, под путями, рядом с Уэстбурн-Парк-роуд. — Надо пойти туда поглядеть. При одной мысли об этом у меня поджилки трясутся. — Нельсон… — А? — Уезжай из Лондона. Сматывайся отсюда. — Как? С мамой, с братьями? Куда нам деваться? — Не знаю — куда угодно. Куда угодно с этой карты. Нельсон трясет головой: — Ну, можно попробовать. Только что мне им сказать? Как уговорить уехать? — Не знаю я! Это вопрос на миллион долларов, если бы я знал ответ, то объявил бы на всю страну! Заставь всех уехать. Убраться из Лондона. Бабуля смотрит на меня, и глаза у нее сверкают. — Так-то лучше, — говорит она. — Вот это боевой дух! — Ба-аб… Опять она глядит на меня как на Мессию. — Адам, это в твоих силах. Ты можешь всех спасти. Нельсон так и стреляет глазами то на меня, то на нее. На его месте я бы бежал отсюда сломя голову и не оглядывался. Но он — не я, и, вместо того чтобы броситься к двери, он говорит: — Интернет. Там можно сделать все что угодно. Главные серверы и поисковики уже контролируют, но есть целый пласт, до которого пока не добрались: блоги, форумы и чаты, их же миллион. Можно распространить информацию там, никто тебя не успеет остановить. — Ты гений, — говорю. Нельсон мотает головой, но все равно видно — приятно ему. — Строго говоря, у гениев ай-кью должен быть выше ста сорока, а у меня только сто тридцать восемь. — Что такое пара очков для настоящих друзей? Слушай, я в Интернете ни шиша не понимаю. Поможешь? Он хмурится: Ну, не прямо сейчас. Я про парасети мало знаю. Надо создать себе поддельный ай-пи-адрес и придумать, как сделать так, чтобы меня не засекли. — Попробуешь? — Конечно. Он дает мне свой номер мобильника. Бабуля закрывает за ним дверь и улыбается мне от уха до уха. — Дело пошло, Адам. Мы с тобой изменим ход истории. Мне бы ее энтузиазм. Хотел бы я верить, будто от меня что-то зависит. Но я-то помню про числа и про то, что раньше мне никогда не удавалось их изменить. Мама, Джуниор, Карл. Наверное, мы сами себя дурачим. А посреди всего этого — кучи чисел и миллиона смертей, которые вот-вот обрушатся на Лондон, — я. Кто-то нарисовал меня в самом эпицентре, в самом пламени. Наверняка этот кто-то меня знает или видел, и знает мое число, иначе он не мог бы вот так нарисовать мою смерть. Значит, собирать манатки я сегодня не буду: у меня теперь другой план. Надо найти человека, который меня нарисовал. Найти его и посмотреть ему в глаза. Выхожу из дому рано-рано, сначала еду на одном автобусе, потом на другом, потом иду пешком. Нужно идти вдоль рельсов, и скоро я вижу вдали туннель. Улица, которая ведет к нему, пуста. Ветер поднимает и бросает мне в лицо какой-то мусор. Я уворачиваюсь и бегу дальше. Тут темно даже днем. Стены по обе стороны все в граффити. Подбегаю ближе и притормаживаю. Останавливаюсь у входа: мне вдруг становится страшно. Заставляю себя сделать несколько глубоких вдохов и все-таки вхожу. Первым делом замечаю, что рукам и лицу становится холодно, а звуки снаружи приглушаются, зато внутри все гораздо громче, даже подметки шаркают по шершавому асфальту с оглушительным скрежетом. Пахнет сыростью, темнотой и плесенью — и вдруг я вижу кое-что еще. В нос попадает дым, щиплет горло. Треск пламени. Женский крик. И все это прямо передо мной. |