Книга Числа. Бесконечность, страница 41 – Рейчел Уорд

Мне удалось немного успокоить дыхание, но он дышит все так же учащенно. Пыхтит, как будто долго-долго бежал. Пузырек слюны лопается и стекает вниз по подбородку. Он не вытирает ее.

— Пять минут? Десять?

— Не знаю. Не знаю. Может быть, час.

— Час. Час. — Его глаза бегают. — Не знаю, смогу ли я ждать так долго.

Мышцы лица ходят ходуном под кожей, все лицо дергается. Кажется, внутри него пружина, которая вот-вот лопнет.

Что он имеет в виду?

— Сара, — говорит он, — час — это долго. Но тебе повезло — я рядом. Я тебе помогу.

Я в западне. У меня роды, я не смогу убежать, не смогу драться с ним. Я не хочу, чтобы он был рядом, но ничего не могу с этим поделать. Именно так я чувствовала себя дома на протяжении многих лет. Бессильной. В полной власти мужчины. На меня накатывает гнев. Я хотела, чтобы это унижение больше никогда не повторилось, и сбежала из дома. Я оставила все: дом, школу, братьев. Но похоже, на этот раз сбежать не удастся.

— Не нужна мне ваша гребаная помощь, Савл. Мне от вас ничего не нужно, уходите. Я хочу, чтобы вы ушли. Сейчас же.

Улыбка на его лице просто невыносима.

— Никуда я не уйду, Сара. И если через час ребенок не появится на свет, я сам вырежу его.

— Что?

Он снимает с пояса нож. Ручка, кажется, то ли костяная, то ли роговая. Лезвие длинное, сантиметров двадцать, и слегка изогнутое. Это охотничий нож.

«Пожалуйста, пожалуйста, нет…»

Я делал это раньше.

— Я делал это раньше, — говорит он, проводя указательным пальцем по лезвию. — Но ты мне нравишься, Сара. Я не хочу причинять тебе боль. Веришь мне?

Я не знаю, что сказать. Его лицо светится безумным блеском. Я-то думала, что ему была нужна Мия, а оказалось, что ему нужна была я, или, точнее, мой ребенок. Адам знал. Именно поэтому он налетел на Савла, когда тот коснулся моего живота. Боже мой, Адам, где ты?

Земля уходит из-под ног. Безнадежность и отчаяние.

Новая схватка. Я тяжело дышу, Савл убирает нож и снова хватает меня.

— Отвалите от меня! Отвяжитесь!

Он отступает:

— Это оно? Ты рожаешь?

Я не могу ответить ему. Меня снова поглотила боль. Цепляюсь за ближайшее надгробие и сосредоточиваюсь на дыхании.

Савл шагает туда-сюда, словно тигр по клетке. Эх, если бы он и в самом деле находился в клетке. Я боюсь его. Жутко боюсь.

— Новая жизнь, Сара. Новая жизнь.

Он повторяет эти слова раз за разом.

«Новая жизнь. Новая жизнь. Ему-то какой от этого прок?»

Он продолжает шагать.

Затем останавливается и смотрит мне в глаза.

— У меня нет времени.

Подносит руку к шее и снимает с себя шарф.

— Савл?..

Подлетает ко мне и начинает заматывать мне шарфом лицо. Сует пальцы мне в рот, силой разжимает челюсти и заталкивает шарф внутрь. Я мотаю головой в стороны.

— Нет, Савл! Нет!!!

Я сплевываю и кашляю, но он уже обматывает шарф вокруг моей головы.

— Кусай, — говорит он. — Кусай, если будет нужно.

Стаскивает меня вниз на траву и снова достает нож.

Молочу ногами, отодвигаясь от него, проезжая спиной по земле. Бесполезно. Он тут же хватает меня и садится мне на ноги.

— Не двигайся, — говорит он, — так будет меньше боли.

Мне снова двенадцать лет. Я вижу пустоту в глазах отца, который крепко сжимает меня, не давая шевельнуться. Они одинаковые: отец, Савл. Ненавижу их. Как же я их ненавижу. С отцом я не боролась, я слишком его боялась. Но сейчас я борюсь. Борюсь за свою жизнь. Борюсь за жизнь своего ребенка.

Он подносит к животу нож. Я пытаюсь схватиться за лезвие. Порезов не чувствую. Гнев затмевает боль. Он тащит нож из моих пальцев и снова заносит его над животом. Я снова не даю ему этого сделать. Он отдергивает лезвие и бросает его на землю рядом с собой. Затем берется за пряжку, расстегивает ремень и вынимает его из брюк. Вцепляется мне в запястья, на минуту слезает с моих ног и ремнем связывает руки за спиной. Опять плюхается мне на ноги и поднимает нож.

Я ничего не могу сделать. Гнев отступает, и на его место приходит абсолютный ужас.

— Пожалуйста, Савл, пожалуйста, не надо.

Слова звучат невнятно и приглушенно, но он мог бы легко прочесть их в моих глазах, если бы заглянул в них. Но он не смотрит на мое лицо. Задирает мне футболку, приспускает штаны и подносит нож к голому животу. Он сосредоточен и готов. На мгновение он замирает и даже кажется спокойным.

«Он не может так поступить. Этого не будет», — думаю я.

Он смотрит на мой живот, который туго натягивается от новой схватки. Когда лежишь вот так, боль усиливается в тысячу раз. Я плачу, слезы льются из уголков глаз и затекают в уши. На этот раз боль изменилась, в ней появилось что-то еще. Я чувствую, что пришло время тужиться.

Ему не придется резать меня. Ребенок уже рождается.

— Савл! Слезьте с меня!

Я не говорю, а рычу. Неужели до него дошло? Хватается за шарф и грубо опускает его мне на подбородок.

— Что такое?

— Я рожаю, рожаю! Пожалуйста, развяжите мне руки. Я сама справлюсь.

— Моим способом будет быстрее. Легче.

— Нет, нет, так гораздо опаснее. Вы можете поранить ребенка. Позвольте мне сделать это по-моему. Развяжите меня.

— Не развяжу. Я что, похож на идиота? — Бога ради! Что я сейчас могу сделать? Я же рожаю, как вы не понимаете, урод!

Инстинктивно он поднимает руку, чтобы дать мне пощечину, но в этот момент я начинаю пыхтеть, мучаясь от боли и позывов тужиться. Он так и застывает, не донеся руку до моего лица, и зачарованно смотрит на меня. Слезает с моих ног, но не отодвигается. Стоит и смотрит.

В прошлый раз я рожала одна. Бог мой, как бы я хотела остаться одна и теперь. Хотя нет, лучше бы рядом со мной был Адам. Все должно было быть не так. Я не могу думать о нем. Не могу думать ни о чем другом.

«Дышать. Дышать. Дышать». Это все, что я могу сейчас делать.

Плачет ребенок. Мой ребенок.

Он на руках у Савла. Его руки так залиты кровью, что кажется, будто на них натянуты красные перчатки. Чья это кровь? Ребенка или моя?

— Девочка, — говорит он, обращаясь к самому себе. — Хорошая, сильная девочка.

Ее глазки плотно закрыты, и она заливается плачем.

Я хочу взять ее на руки. Мне нужно подержать мою новорожденную дочь.

Пытаюсь высвободить руки, туго перетянутые ремнем. Вот узел чуть подался. Еще немного — и я вытягиваю одну руку, потом другую. Я отлежала их и теперь совсем их не чувствую. Шевелю пальцами, отчаянно желая, чтобы кровь скорее прилила к ним.