Книга Восьмерка, страница 54 – Захар Прилепин

— Да вот сумочку оставила, вернулась забрать.

Она открыла переднюю дверь в машине.

Я сполз по сиденьям вниз, чтоб не торчать головой. И из своего положения протянул ей ключ от гаража, который так и оставался у меня.

Не глядя на меня, она схватила ключ, сумочку и лицом к лицу встретила соседа, уже влезшего в гараж.

— А я смотрю, вроде обогреватель включен — свет идет в щелочку, — поделился сосед.

— Пока добежала — замерзла, — ответила она, — решила погреться.

— Да, холодно сегодня, — согласился сосед. — Пойдем, я тебя провожу, а то мало ли что. Темно совсем.

— Закроете? А то у меня плохо получается, — попросила она, выключая обогреватель.

Меня оставили в гараже.

В течение минут десяти я отдыхал, потом стал беспокоиться.

Мало ли что, — размышлял я. — Вдруг ее муж в чем-то подозревает… Не выпустит, допустим, на улицу. В итоге он утром придет, а я тут лежу в салоне. Может быть, мне лучше будет сесть за руль? «Здравствуйте, Анатолий! — поприветствовать его бодро. — Ваша компания предоставила вам бесплатного водителя! Ха-ха, раскрывайте шире ворота, вам больше не придется это делать самому!..»

Я поискал в кармане куртки сигареты и, приоткрыв дверь машины, закурил.

Как-то двусмысленно звучит «вам не придется делать это самому!»… «Что — “это”?» — может поинтересоваться он… Нет, надо придумать какой-то другой вариант. Допустим, сейчас я открою багажник, свяжу себе руки, засуну кляп в рот и влезу туда. Закроюсь изнутри. В принципе, можно даже поспать. Не задохнуться бы только. Утром он распахивает багажник, а я там лежу… «Что вы делаете в моей машине?» — спросит он, ошалев. «Это вы меня спрашиваете?» — крикну я, выплюнув кляп.

Бережно стряхиваю пепел.

Тоже сомнительный вариант. Тем более не факт, что он открывает багажник по утрам. Лучше самому выбраться в нужный момент из багажника и убежать. Скажем, он приехал на деловую встречу, — судя по машине, он парень серьезный… стоят они внушительной компанией возле перелеска, все вроде уже перетерли. «Ну, по рукам?» — спрашивает Анатолий своих новых компаньонов. «По рукам! — отвечают ему. — Кажется, ты надежный человек!» Тут открывается багажник его машины, а оттуда с кляпом во рту, со связанными руками выскакиваю я и бегу в сторону перелеска, развязываясь на ходу.

…и тут все с криком «Что за херня!» начинают по тебе стрелять… — продолжил я, снова недовольный собой.

Может, у них подпол тут есть? — предположил я радостно, впрочем, не вставая с места, — В гаражах часто делают подвалы для солений и овощей. Забраться туда. Не ходит же он по утрам за огурцами… Хотя, черт его знает, — а вдруг перебрал вчера. Захочет рассола. Спускается, кряхтя, вниз, щелкает включателем, загорается свет — а там я сижу с открытой трехлитровой банкой в руках. Достаю огурец, — судя по всему, уже не первый, смачно откусываю. «Мужик, так вкусно, не могу оторваться», — говорю ему.

Совсем близко снова проскрипел гравий, и тут же начал ерзать ключ в замке. Я поспешно затушил сигарету. Попутно обнаружилось, что у меня совершенно омертвелые, негнущиеся пальцы с температурой не более трех градусов по Цельсию.

Едва шевеля конечностями, я вышел из машины, разом растеряв все свое мажорное, дурашливое настроение.

«Если это он, толкну его — и побегу!» — бессовестно боясь, решил я, сам себе не веря.

Замок никак не мог открыться, и стало понятно, что это все-таки хозяйка вернулась, а не хозяин.

Я приник лицом к дверям и прислушался.

В раздраженье оттого, что замок не поддается, она шепотом ругалась матом. Это звучало так замечательно и вкусно, как будто она разгрызала леденцы.

— Ты? — все равно спросил я.

— А кто? — ответила она с той стороны.

Я, никому на белом свете не видный, пожал плечами.

— Может, мне тоже спросить у тебя: «Ты?» — передразнила она меня, помолчав.

Замок, наконец, поддался.

За дверью стояла она — невыносимо строгая, но странным образом мы тут же начали целоваться, как будто не виделись день, неделю, долго… она заходила в гараж, не отрываясь от меня, поискала левой рукой, где дверь, захлопнула ее, правой положила ключ от гаража на машину — я все эти ее движения замечал, и они мне казались ужасно милыми и почему-то очень возбуждающими.

— Дурак, ты чего же сидишь в холоде, — смеялась она и, не глядя, включала обогреватель.

— Сосед совсем больной на голову — довел меня до самого подъезда, — говорила она, еще на секунду отстраняясь: я чувствовал ее одновременно пахнущий холодом и ужасно горячий рот.

— А чего он зовет тебя цыганкой? — спросил я шепотом.

— Не помню… Он все время просит меня погадать, будет ли у него любовь с такой же, как я. Нагадай, говорит, такую же, как ты.

— Такую же, как ты? — спрашиваю я.

— Такую же, как я!

Это ее «я» — я успевал схватить ртом, сжать в губах и тут же проглотить, растворяя в своей крови. Что-то опять делалось с ремнем и молнией, и это ее пальто или все-таки плащ — мы его второпях задрали ей куда-то на плечи, на голову — какой-то кошмар, просто кошмар…

Спустя пятнадцать минут я пересказываю ей все свои необычайные фантазии — про водителя от компании, который сидит в машине ее мужа, и про огурец из банки.

Она сначала смотрит на меня удивленно, потом начинает посмеиваться, а скоро уже задыхается от смеха, и я сам смеюсь, дурея и плача от хохота. Какое-то время мы только и можем, что друг друга подталкивать, произнося время от времени: «Мужик!.. Так вкусно!.. Огурец!.. Мужик!..»

— А может, у нас там есть какие-нибудь огромные стеклянные чаны, для того чтоб хранить, например, очень редкую цветную капусту, не переносящую деревянных бочек, — хохоча всем своим горячим существом, предлагает она. — Ты бы капусту вывалил, сам разделся догола и сел там, наполнив чан водой. Приходит утром Анатолий, включает свет и минуту стоит, такой задумчивый. Зовет меня — посмотри, жена. Я заглядываю в лаз и отвечаю: «А это мой подарок тебе — заспиртованный китайский младенец!» Анатолий не понимает: «Да какой это младенец, смотри, как он таращится на нас и что у него висит там… Вообще ни разу не китайское! А зубы какие!» — «Так он растет, Толенька, — отвечаю я. — У тебя от потребления спирта растет печень, а он весь в спирту, целиком, — что ты хочешь! Растет!.. Красивый, скажи?»

— А-а-а, как смешно, — утираю я слезы кулаками. — Ужасно смешно! Что ж ты так о муже… Креста на тебе нет!..

Еще с полминуты я смеюсь и потом понемногу умолкаю.

— Ни на какой женщине креста нет, — отвечает она спокойно, тоже еще не совсем растеряв смех в глазах и в голосе.

Мы по-прежнему тяжело дышим, уставшие от своего веселья, и она добавляет:

— Крест есть только на матерях. Но мать — не женщина.