Онлайн книга «Революция»
|
Гулявин ругается и сует в рот свисток. Дребезжит захлебывающаяся трель, и поодиночке начинают отползать люди сквозь густую пшеницу, назад, к курганчику. – Отходить! Против рожна не пойдешь! Жалко Гулявину. С матросами не пошел бы назад. Пушку и ту забрали бы. А тут хороший молодняк, но не обстрелянный еще. Оттягиваются цепи. Умолкает грохот с плотины и от мельницы. Кадеты не преследуют. Им в станице хорошо и сытно. А железный полк дотягивается до обоза, строится в отдельную колонну и уныло ползет назад, к оставленному вчера хутору. Но на загибе дороги из маленькой балочки карьером вылетает офицерская кавалерия. Блестят на солнце шашки. Едва успевает Гулявин рассыпать цепь: – Цыц! Не стрелять до команды! Залпами! Уже близко летят лошади и пригнувшиеся к седлам всадники. – Р-рота… пли! Дергается воздух от неровного залпа. Второй, третий. Закувыркались лошади, и люди забились в пыли. Не выдержала конница, повернула и понеслась назад. А Няга на ноги вскочил – и кукиш вдогонку. – Кишка тонка? Н-на дулю, шибеники! Бьются на поле и ржут раненые лошади, молчаливо лежат, стонут и пытаются приподняться люди. – Тащи сюда. Бегут красноармейцы по полю. Хлопают одиночные выстрелы. – Не трогать! Веди на допрос! Привели четверых. Три молоденьких офицерика и долговязый, сухопарый ротмистр с сивыми усами. Все целехоньки, только ушиблись, слетев с лошадей. Смотрит Василий, наганом помахивает. – Здравия желаю, ваши благородия! Как живете-можете? Трясутся молодые, зубами стучат. А ротмистр исподлобья спокойно глядит, и такая усмешечка ядовитая. Заядлый человек – сразу видно. – Какой части? – Конного генерала Маркова офицерского дивизиона. – Сколько ваших в станице? Да не врать, а то! – и ткнул наганом. Пожал ротмистр плечами. – На это мне плевать! А врать незачем. Наших больше, чем ваших. Тысячи полторы будет! – Артиллерии сколько? – Одна конная батарея. Задумался Гулявин, потом рукой повел: – В расход! Самый молоденький затрясся, заплакал – и на колени перед Василием: – Товарищ дорогой, голубчик, пощадите!.. Не убивайте. Больше не буду!.. Мама у меня! Не вынесет! Поморщился Василий. Офицер, а ревет, как девка. – А когда в драку лез, о матери думал? Нечего слюни распускать! Вша ползучая! Убрать! Схватили офицерика, потащили, а он отбивается, кричит. И вдруг ротмистр на него зверем: – Молчать!.. Стыдно!.. Сопляк! Вы офицерского звания недостойны! Потом повернулся к Гулявину: – Эй, ты, большевистский Фош! Подыхать на сухой живот тошно. Дай самогону глотку промочить! Усмехнулся Гулявин. – Эй, братва! У кого самогон есть? Причасти его благородие! Вынул один красноармеец фляжку, отвинтил пробку, налил хлебного. – Пей, кадет, за тот свет! А ротмистр выбил размахом руки чарочку и голосом, дрогнувшим от злобной обиды, сказал: – У, сквалыги! Старому кавалеристу перед смертью наперсток? Подавитесь! Занятно стало Гулявину. Лихой парень. И приказал ближайшему красноармейцу: – А ну, братишка, слетай в обоз к каптеру! Скажи, что я приказал бутылку спирту дать. Собрались все кругом, принесли бутылку. Вылил Гулявин в ведерко, разбавил водой, достал свою кружку. – Хлещи, язви тебя в душу, чтоб господу на том свете на меня не скулил! Я человек щедрый! Ротмистр сел на землю, поставил ведро меж ног, а кругом красноармейцы гогочут: – Го-го-го!.. – Вот это лафа!.. – Ишь ты! Змей Горыныч! А ротмистр поднял кружку, понюхал, прищелкнул языком и крикнул весело: – А нет ли, ребята, у кого огурчиков? Без закуски celà ne convient pas pour moi, [8] как говорят французы. Вам этого не понять! Пуще хохотали кругом. Притащили огурцов и хлеба. Разрезал ротмистр огурец, посолил, положил на краюху. – За ваше здоровье, братцы! Бить вам нас – не перебить! Чтоб вам на том свете черти кишки на турецкий барабан мотали! Провел по усам и единым духом всю кружку, даже не сморщился. Красноармейцы уже за животы держались. Сам Гулявин рот раскрыл, а Няга под бок локтем: – Оце дитына! Що?.. Горилку, як тую воду! А ротмистр вторую кружку, потом третью. Выцедил остаток в четвертую, выпил, посмотрел грустно па донышко, встал и чуть заплетающимся языком сказал, усмехаясь: – Спасибо на угощении! С-мм-мирно! С-становись! Генерал – марш в рай, без пересадки. Спасибо! Гулявин поднял кружку и постоял в раздумье. Потом сказал: – А ну, отведите его благородие в обоз! Пусть проспится! Я с ним еще поговорю! – А других, товарищ комиссар? – Других… списать! Амба! Сопляки, гады! Через пять минут тянулся полк по дороге, оставив на поле три теплых офицерских трупа. Розовела на небе закатная бронза. В обозе на телеге беспробудно спал вдребезги пьяный ротмистр. Гулявин и Няга ехали перед полком. Няга долго двигал сзаду наперед знаменитую свою шляпу и наконец спросил: – От-то!.. Що ж ты з им робить будешь? И Гулявин ответил спокойно и медленно: – Знаешь, что я думаю? Ежели человек так пить может, значит, из него толк будет! Пусть проспится! Завтра я его в правильную веру оборочу! Спецом у нас будет! Рано ему еще помирать. И Няга удивленно фыркнул и засвистел. Утром ротмистр только что проснулся и сидел на телеге, продирая глаза, под красноармейский смех, когда подъехал Гулявин. – Проспался, ваше благородие? Здоров ты пить, леший тебя задери! Вот что я тебе хотел сказать! Бросай свою сволоту! Переходи к нам! Нам толковые люди нужны! Плюнь ты на свою барскую косточку! Косточки-то у всех одинакие! Все по-одинакому подохнем! Сдуру ты на нас полез! Небось обиделся – погоны сняли, а того в толк взять не можешь, что народу погоны ваши – как удавка на шее! За себя народ дерется, и все одно мы вам шею своротим, сколько ни вертись. А я тебя выручу, в штабе сдам, и командуй у нас полком – сделай удовольствие! Говорю: люди нужны. |