Книга Санькя, страница 5 – Захар Прилепин

— Держу трамвай, — ответил Веня ясным — и оттого невыносимо наглым голосом. Саша улыбнулся красной боковине трамвая, приятно холодящей потный лоб.

— Ах, ты… — услышал Саша голос милиционера и, поняв, что сейчас Веню ударят, снова покосился. Длинная, как шланг, дубинка гулко обрушилась на спину товарища.

— А? — выкрикивал милиционер, по-прежнему тяжело дыша. — Еще? А? Нет, ты отвечай? Еще?

— Позабавься, — ответил Веня громко, и это звучало не как «да, еще», но как — «давай-давай, потом время придет, посмотрим…».

Здесь вступил уже кто-то из камуфляжных бесов:

— Ты как с дядей милиционером разговариваешь?

Он ударил — будто взмахнул косой — своей огромной, в берце, тяжелой ножищей Вене под колено, и тот резко, гакнув от неожиданности, упал. Ему тут же с силой наступили берцем на лицо.

— Эй, кончайте уже! — неожиданно для себя крикнул Саша.

Видимо, ему досталось бы тоже, но отвлекла вагоновожатая:

— Господа! Отведите молодых людей от трамвая. В вагоне дети. Нам надо ехать — Семеныч, грузить их или нет? — опять спросил кто-то.

— Нет. Вон «пэпсы» отведут их на площадь. Мы еще покатаемся по дворам.

Спецназовцы загрузились, и ПАЗик, резко взяв с места, уехал.

Веню подняли за шиворот. Сашу и Лешу попросили сделать шаг назад. «Еще шаг назад». Трамвай заскрипел и тронулся.

Саша, щурясь от легкого головокруженья, смотрел на небо.

Вене и Лешке защелкнули за спиной наручники.

— Руки назад! — приказали Саше. Холодное сжало кисти.

Они пошли по улице вниз, подгоняемые тычками и матом милиционеров. Иногда злобно подлаивала овчарка.

Веня беспрестанно поднимал голову и с влажным сипом вдыхал через нос, пытаясь остановить текущую из расквашенных ноздрей кровь.

Саша с интересом разглядывал содеянное им и его товарищами.

Улицу разворошили, словно кулек с подарками.

Несколько сорванных и истоптанных трехцветных флагов лежало на асфальте. Дорога была густо усыпана стеклом, иногда цветами, а также всякой вывороченной из мусорных урн дрянью — и создавалось ощущение, будто на улицу выпал дождь из стеклянной крупы, мусора и цветочных лепестков.

Кое-где валялись стулья, встретилась цепь оградки.

Все фонари были разбиты.

«Яну поймали», — вдруг угадал Саша, увидев на асфальте оторванный, распустивший нитки, отороченный мехом капюшон. «Капюшон Яны. Ее поймали за капюшон».

Иногда навстречу шли люди, с интересом, а некоторые и со злобой, разглядывавшие задержанных.

«В плен взяли… — подумал Саша иронично. — Меня взяли в плен… И могут посадить», — завершил он свою мысль уже всерьез.

Сгоревшую машину было видно издалека. Около уже суетились пожарные. Из шлангов била вода, от машины валил тягучий дым.

— Нет, ну на хер вы это сделали? — все не унимался один из милиционеров, самый грузный и говорящий с одышкой. — На хер? Вы это строили, чтобы ломать?

Никто не спешил ему ответить.

Леша спокойно смотрел вперед, и на лице его читалось, что он не считает нужным разговаривать с вопрошающим.

Саша мог бы ответить, но саднела разбитая губа, и он непрестанно слизывал кровь.

Вене, похоже, даже его разбитый нос был нипочем, и он, хлюпая, спросил:

— Чего строили?

— Вот это все вы строили?

— А кто это строил? — переспросил Веня, словно это его всерьез взволновало. Здесь прямо в лицо Вене наехала камера, и милиционер матерно прогнал тележурналистов.

— Слышь, расстегни меня, кровь хоть вытру, — воспользовался ситуацией Веня. — А то вас вздрючат за избиение подростка. У меня нос сломался. Я на вас заяву напишу.

— Да мне плевать на твою заяву, понял? — сразу взвился милиционер. — Пиши, мне все равно. Я тебе еще жопу напорю в отделе.

Веня громко хмыкнул, харкнул красным и примолк.

Пацанву «Союза созидающих» выводили из подворотен — когда по три-четыре человека, а когда сразу по десятку.

Почти все пойманные были биты, несли красные, кровавые синяки, быстро заплывающие глаза, расплющенные носы и разбитые губы.

Пацаненок лет четырнадцати, весь бледный, с дрожащими скулами, на подгибающихся ногах ужаснул густым, грязно-кровавым сгустком на затылке. Его поддерживали за руки.

На многих была разорвана одежда. Виднелись юношеские, худые тела.

Саша знал их всех — если не по имени, то в лицо.

Кто-то пытался перешучиваться, но милиционеры истошно орали, требуя закрыть рты.

Вскоре «пленных» собралась целая толпа, человек в шестьдесят — семьдесят.

Большинство были без наручников.

— Давай-ка со своих тоже снимем «браслеты», — сказал напарникам милиционер с одышкой. Он был старшим в наряде.

— Зачем? — спросил один из напарников.

— Надо.

Напарник недоуменно пожал плечами, и старшему пришлось пояснить:

— Их били «космонавты», а сдавать в отдел нам. Вон у этого, может, нос сломан — потом отписываться за него. На хер не нужно. Понял? Доведем до площади и — до свидания.

Сашу, Лешку и Веню выдернули из создавшейся толпы, чтобы снять с них наручники. Долго возились, не попадая ключами, тихо матерились при этом. Саша облизывал губу. Веня никак не мог успокоить кровь, она насохла у него на бороде черной коркой. Лешка внимательно оглядывался и заметно мешал снимать с него наручники, перетаптываясь и отдергивая руки.

— Бля, стой спокойно! — заорали на него. Лешка застыл.

— Впред! Бегом! — скомандовали им.

Ребята потопали легкой трусцой к своим, идущим впереди, метрах в тридцати — сорока. Задержанных плотно окружали люди в армяках и фуражках.

— Надо валить, — сказал Лешка негромко, едва они отделились от «пэпсов», убирающих наручники в кармашки на поясах.

— Попробуем, — ответил Веня.

— Погнали, — сказал Саня, и они, словно так и надо, словно по делу, легкие и свободные, нырнули в ближайший проулок, на полпути к плененным, согнанным в строй.

Набирая ход, Саша испытал такое чувство, словно его высоко-высоко подняли на качелях, и — отпустили.

Мелькнула близко трава (едва не упал, толкнулся по-обезьяньи руками, ободрав ладони о щебень, что за щебень, откуда?), окно, другое окно (дом раскачивался), коляска, женщина, ее везущая (шарахнувшаяся от сохло-кровавой рожи Вени), заворачивающая за угол, уезжающая из двора патрульная машина милиции («…Не заметили? Могли бы прямо на них… выскочить…»), скамейка (почему-то поперек дороги), забор («Не возьму — высокий…») Ежесекундно казалось, что сейчас, вот сейчас движущая сила качелей достигнет своей высоты, и его кто-то схватит за шею и потянет назад, неудержимо.