Книга Обрученные, страница 60 – Элли Каунди

Думать о том, что надо все рассказать Ксандеру, почти так же тяжело, как думать о том, что я потеряю Кая. Я кладу на ладонь контейнер с таблетками. Думай о чем-нибудь другом.

Я вспоминаю, как впервые увидела Кая на вершине малого холма, с головой, закинутой назад, и лицом, обращенным к солнцу, и понимаю, что именно тогда я полюбила его. Я не солгала ему. Я взглянула на него другими глазами не потому, что его лицо появилось на экране порта утром после Банкета обручения. Я посмотрела на него по-другому, потому что увидела его на лоне природы, сбросившим на мгновение постоянное напряжение, с глазами цвета вечернего неба перед тем, как оно погружается в темноту. Увидела, что он видит меня.

Уже лежа в кровати, с израненными и усталыми душой и телом, я осознаю, что власти правы. Как только ты захочешь чего-то, изменится все. Теперь я хочу всего. Больше, и больше, и больше. Хочу получить хорошую работу. Выйти замуж за того, кого выбрала сама. Есть на завтрак пай и бегать по улице, а не по тренажеру. Когда захочу — идти быстро, когда захочу — медленно. Решать самой, какие стихи я хочу читать и какие слова — писать. Я так многого хочу. Я — река желаний, заключенная в облике девушки по имени Кассия.

Но больше всего я хочу Кая.

— У нас осталось мало времени, — говорит Кай.

— Я знаю. — Я тоже считаю дни. Даже если Кая оставят здесь, в Сити, летний активный отдых скоро кончится. Я не смогу видеть его так часто. На несколько секунд позволяю себе погрузиться в мечты. А что, если на новой работе у него будет больше свободного времени? Тогда каждый субботний вечер он сможет проводить с нами. — Через две недели восхождения закончатся...

— Я не это имею в виду, — говорит он, придвинувшись ближе. — Ты не чувствуешь? Что-то меняется. Что-то должно произойти.

Конечно, я чувствую это. Для меня вообще все меняется.

В его глазах настороженность, как будто он знает, что за ним наблюдают.

— Что-то серьезное, Кассия, — говорит он и переходит на быстрый шепот: — Мне кажется, у Общества проблемы с войной на границах.

— Почему ты так думаешь?

— У меня такое чувство. По тому, что ты мне рассказала о своей маме. По нехватке надзирателей на субботних вечерах. Что-то меняется и на работе, как мне кажется. — Он смотрит на меня, и я опускаю голову.

— Не хочешь рассказать мне, почему ты туда приезжала? — спрашивает он мягко.

Я теряюсь от его прямого вопроса. Я ждала, когда он спросит.

— Это была сортировка реальной жизни. Я должна была разделить рабочих на две группы.

— Понимаю, — говорит он и ждет, не скажу ли я больше.

Я бы хотела, но не могу: слова застревают у меня в горле. Вместо этого я говорю:

— Ты не дал мне продолжения своей истории. Что случилось после того, как власти пришли за тобой? Когда это случилось? Я знаю, это было недавно, потому что... — Мой голос замирает.

Кай медленно и методично приклеивает красную полоску к дереву, потом поднимает глаза. Годами я привыкла видеть на его лице только поверхностные эмоции; новое, глубокое выражение его лица подчас пугает меня. Вот и сейчас его лицо выражает чувства, которых я не видела раньше.

— Что не так? — спрашиваю я.

— Я боюсь, — отвечает он просто. — Того, что ты подумаешь.

— О чем? Что случилось? — После всего, через что ему пришлось пройти, он боится того, что я могу подумать?

— Это было весной. Они пришли ко мне на работу поговорить со мной, отвели в отдельную комнату. Спросили, представлял ли я когда-нибудь, как бы сложилась моя жизнь, если бы у меня не было статуса «Отклонение от нормы». — Челюсти Кая сжимаются, и мне становится его жаль. Он поднимает глаза, видит это, и его лицо каменеет еще больше.

Он не хочет моей жалости, так что я должна отвернуться и слушать.

— Я ответил, что никогда об этом не думал. Что не беспокоюсь о том, чего не могу изменить. Тогда они сообщили, что произошла ошибка и мои данные введены в базу данных для Обручения.

— Твои данные? — переспрашиваю я изумленно. Но ведь чиновница уверяла меня, что ошибка произошла с микрокартой, просто фотография Кая там, где она не должна быть. Она сказала, что данные Кая не были введены в базу данных.

Она лгала, ошибка оказалась намного серьезнее, чем она говорила.

Кай продолжает:

— Я даже не полноправный гражданин. Они сказали, что весь этот инцидент был абсолютно незаконным. — Он пытается улыбнуться, но его рот кривит горькая гримаса, которую мне больно видеть. — А потом они показали мне на экране лицо девочки, которая стала бы моей парой, если бы я не был тем, кто я есть. — Кай делает судорожный глоток.

— Кто это был? — спрашиваю я. Мой голос звучит резко, почти грубо.

Не говори, что это была я. Только не говори, что это была я. Потому что тогда я пойму: ты увидел меня, потому что они велели тебе смотреть.

— Ты, — отвечает он.

Теперь я все понимаю. Любовь Кая ко мне, которая, как я думала, была чистой и не запятнанной властями или системой подбора пар, таковой не оказалась. Они осквернили даже ее. Я чувствую, будто что-то умерло, разрушено безвозвратно. «Если они подстроили всю историю нашей любви — единственное событие в моей жизни, которое, как я думала, произошло вопреки им...» — у меня нет сил закончить мысль.

Лес вокруг меня расплывается в зеленый туман, и без красных полосок, которые маркируют путь, я не найду дорогу вниз. И поэтому я набрасываюсь на них со злостью, срывая с веток.

— Кассия, — говорит он, идя следом. — Кассия, в чем дело?

Я трясу головой.

— Кассия, — зовет он снова. — Ты ведь тоже что-то от меня скрываешь.

Ясно и четко снизу раздается свисток. Мы поднялись очень высоко, но так и не дойдем до вершины.

— Я думал, у вас будет ланч в питомнике, — говорит Ксандер. Мы сидим вдвоем в пищевом зале средней школы.

— Я передумала, — отвечаю я ему. — Захотелось сегодня поесть здесь.

Подавальщицы смотрят на меня неодобрительно, когда я прошу у них одну из добавочных порций, которые у них всегда в запасе, но, сверившись с моими данными, ставят ее передо мной без комментариев. По моему поведению они понимают, что я это делаю крайне редко. Или, может быть, по каким-то моим данным? Не могу сейчас думать об этом после признания Кая.

Теперь, когда передо мной стандартная порция, а не приготовленная специально для меня, я вдруг понимаю, как много еды в контейнере. Мои порции действительно заметно уменьшались. Интересно, почему? Я слишком толстая? Гляжу на свои руки и ноги, сильные после восхождений. Не думаю, что у меня лишний вес. Осознаю, как же родители в последнее время были расстроены: в нормальной ситуации они бы заметили мои уменьшенные порции и много чего нашли бы сказать персоналу по питанию.