Книга Кости Авалона, страница 55 – Фил Рикман

Монгер повернулся ко мне.

— Это отец Элеоноры — доктор Борроу. Знакомься, Мэтью, доктор Джон. Приехал к нам по делу… по государственному делу. Но, думаю, ему можно доверять. Что сказал Файк?

— Почти ничего. Только осмотрел весь дом, велел своим людям вытряхнуть все из шкафов и перерыть все полки сверху донизу.

Я вспомнил шутку его дочери про эликсир молодости: девяносто, а выглядит на пятьдесят. Возможно, ему и было всего пятьдесят — старик выглядел подвижным и крепким.

— Это все? — спросил Монгер.

— Нет.

Свесив руки, кузнец молча ждал.

— Мои инструменты, — продолжал доктор Борроу. — Я вернулся около трех часов ночи. Сразу отправился спать, а сумку с инструментами кинул… просто в угол. Где люди Файка и нашли ее сегодня. Сначала я не придал этому значения. Больше боялся, как бы они не нашли… неправильные книги.

Вероятно, старик подразумевал те самые книги, по которым его дочь изучала науку о звездах. Может быть, и эти книги тоже из библиотеки аббатства.

— Твои хирургические инструменты? — спросил в нерешительности Монгер.

— Знаешь, Джо, по привычке я чищу их сразу, как только возвращаюсь домой. Нехорошо, если больной увидит лезвие, запачканное кровью, которая осталась после предыдущей операции. Но в этот раз я чертовски устал, чтобы сразу позаботиться об инструментах.

— Ты имеешь в виду свои хирургические ножи, верно? — уточнил Монгер. — Хочешь сказать, они нашли у тебя окровавленные ножи?..

— Да, да, да… — Доктор зажмурил глаза. — К несчастью, они нашли их.

— Тебя обвинили в убийстве того человека? — спросил кузнец.

— Лучше бы они обвинили меня. Файк хотел знать, проводила ли раньше Элеонора хирургические операции.

Тревога легла камнем на мое сердце.

— Она оперировала? — спросил я.

— Только если не было другого выхода.

Хирургию называли низшей формой врачевания, ставя ее в некоторых книгах рядом с ремеслом мясника. Я повернулся к Монгеру, но тот избегал моего взгляда, а доктор Борроу, стараясь скрыть явное отчаяние, уставился на дыры в своих ботинках. Я вспомнил слова Джоан Тирр о зловещей тьме над холмом Святого Михаила.

— Я объяснил Файку, откуда на ножах кровь, — сказал доктор. — Но, кажется, он даже не слушал меня. Поднял сумку, сунул ее коннетаблю. Велел забрать. Улика, говорит.

— Вот и все доказательства, которые ему требуются, — заметил Монгер.

Как быстро все меняется в этом мире, когда волнуется сердце, расставляя заботы в новом порядке их важности! До сих пор я не понимал, какие эмоции желают выразить люди, говоря, что у них разрывается сердце. Или же в Гластонбери чувства становились сильнее… Тут самый воздух будто обострял их, как оселок точит лезвие клинка: мысли становятся глубже, вкус — насыщеннее, а картины, которые видишь, когда закрыты глаза, представляются в более ярких красках.

Откинувшись на спинку дубовой скамьи в гостевой зале трактира «Джордж», я наблюдал за краешком солнца, тщетно пытавшегося пробиться сквозь нагромождения облаков. Я снова вспомнил о ней: сидит средь больших камней у родника железной воды, в центре круга голых деревьев. Вспомнил ее изумрудные глаза, выцветшее синее платье, засученные до локтей рукава и обнаженные — о мой Бог! — смуглые, в мелких веснушках руки.

— Как нам это остановить? — спросил я.

Монгер — он сидел напротив меня — выдержал долгую паузу.

— Нам? — удивился он. — Вы уверены?

Я опустил глаза, чтобы скрыть нараставшее во мне волнение и выбросить Элеонору из головы, забыть зеленые глаза и улыбку кривоватых зубов. Я боялся, что выдам себя, открыв слишком многое.

— Мне надо еще посоветоваться с вами насчет плотника. Понадобится гробовщик. Могильщик. Викарий.

— С этим можно подождать до завтра, — успокоил меня Монгер. — Я пришлю их к вам. Хотя мне кажется, лучше не трогать труп до приезда Кэрью.

Когда мы вернулись в «Джордж», Ковдрей сказал, что Файк приходил в трактир лично с твердым намерением расспросить мастера Робертса в его спальне. Однако Дадли лихорадило снова, его глаза горели огнем, ухудшение болезни не вызывало сомнений, и Файк даже не рискнул переступить порога комнаты, боясь подхватить заразу.

— Не думаю, что Кэрью займет иную позицию, — предположил Монгер. — Реформы едва коснулись Запада. Если Кэрью получит веские доказательства, он не станет тянуть дольше, чем Файк.

— У Кэрью здесь реальная власть? Власть шерифа?

— У него столько власти, сколько он хочет. Предводитель рыцарства Девоншира, владелец аббатства и монастырских земель. Похоже, тут у него куда больше прав, чем он имел бы, если б жил в Лондоне. Говорят, что там рыцари идут по две штуки за грош.

— Она — целительница, — сказал я, желая кричать об этом так, чтобы сотрясались стены. — Настоящая. Не то что эти нюхатели мочи в белых масках. Но ведь есть женщина, родившая двойню. Женщина, чья жизнь и жизнь ее детей была спасена, она обязательно скажет перед судом, что доктор Борроу резал ее живот. Подтвердит, что на ноже ее кровь?

— Если выживет. Такие раны часто приводят к смерти. В любом случае, она будет говорить то, что скажет ей муж. А муж… Крестьяне в окрестностях Батли — все арендаторы и еле сводят концы с концами. Они будут сожалеть об этом, но скажут то, что угодно землевладельцу. Я знаю его. Подковываю ему лошадей для охоты, на которую он время от времени ездит со своим соседом. А сосед его — наш мировой судья.

— Файк?

— Кто знает, когда тебе может пригодиться мировой судья, не так ли, доктор Джон?

— Мой напарник, — деловито произнес я, — пользуется влиянием. Он поговорит с Кэрью.

Монгер скривил лицо.

— Вы, кажется, не понимаете. Отрава расползается быстрее, чем мы говорим. Шутка ли: человеку вывернули наружу кишки и выложили, как на праздничном алтаре! Старики уже, наверное, дрожат от страха, прячась за дверью своих домов. Кто следующий? И кого обвинят? Стоит Файку только назвать имя — и появятся люди, которые заявят перед судом, будто у них дохла скотина, если не было денег, чтобы заплатить за услуги доктора Нел Борроу. Жаль… но могу сказать вам, что трудностей с этим не возникнет.

— Она — врач.

— Врач, который стал слишком похож на тех, кто поклоняется камням и звездам.

Я закрыл глаза и вспомнил, как скоро появились лживые свидетельства о темных делах Анны Болейн после того, как муж объявил ее ведьмой.

— Нужно понять, доктор Джон, что все эти люди — искатели — лишь малая часть населения Гластонбери. Коренные обитатели города живут в божьем страхе перед сокрушительной силой этой земли. Они боятся последствий, которые может вызвать вмешательство людей вроде безумной Джоан в заведенный порядок вещей.