Онлайн книга «От войны до войны»
|
– Не буду… Брошу пить… Ты у меня одна… Я понял… Там у меня ничего не вышло… У нас дети… Дорогая… Отопри… Гнев Луизы понемногу иссякал. В конце концов, этот урод и впрямь был ее мужем и отцом ее детей. Если он вернется, соседи, конечно, позубоскалят, но на них перестанут глядеть как на прокаженных, можно будет остаться в Кошоне, а Цилла и впрямь любит старого поганца. И вообще, повинную голову меч не сечет. – Все! – талдычил свое раскаявшийся грешник. – Точно говорю… Все! Это в последний раз… Хочу домой… Отопри, Лу! Куда я пойду? – И впрямь, кому ты нужен, – согласилась Луиза, поворачивая ключ и распахивая дверь. Почти прощенный супруг переминался с ноги на ногу, но в дом не шел. – Все, – изрек он наконец. – Точно… Там отрезано. Пусти, а? – Да кто ж тебя не пускает? – рявкнула жена. – Встал на пороге, ровно обормот какой… – Пусти, – тянул свое Арнольд. – Домой хочу… Ну… Того… Сняла бы ты это… Устал я… Холодно… – Так чего ты без плаща шляешься, если холодно? – спросила Луиза. Почему он не заходит? Святая Октавия, какой он бледный! Да он совсем замерз… – Мама, – шепот Селины был страшней любого крика, – мама, у папеньки нет тени! Создатель, она права! Ноги Луизы приросли к полу, но Герард оказался проворней. Отпихнув мать с дороги, он бросился затворять дверь, но не успел. Арамона вцепился в створку, раздался треск и грохот, толстые доски переломились, как солома. Капитан рванулся вперед, как бык, но что-то его остановило – и без того выпуклые глаза вовсе вылезли из орбит, мышцы на шее вздулись, но обычно красное лицо осталось творожисто-бледным. По роже Арнольда можно было подумать, что он удерживает гору, хотя перед ним и обомлевшими домочадцами не оказалось даже пустого мешка. – Святая Октавия, – шептала Луиза, прижимая к себе Жюля. Герард снова схватился за свой топорик, Селина молча глядела исподлобья. Арамона продвинулся на шаг и вновь замер. – Именем Четверых, – вопль ворвавшейся кормилицы разогнал жуткую звенящую тишину, – убирайся, откуда пришел. Четыре молнии тебе в рыло, четыре ветра в зад, башкой тебя о четыре скалы, и четырьмя волнами сверху! А ну, сударыня, брысь! Луиза торопливо отступила, давая дорогу Денизе. Та выскочила из прихожей и тотчас вернулась, таща четыре свечи. Арамона прорычал что-то непонятное, злое, древнее, как сама смерть. Кормилица, не глядя на рвущееся в дом чудовище, все еще похожее на исчезнувшего Арнольда, сунула по свече Луизе, Селине и Герарду и высекла огонь. – А ну, давайте, – женщина подняла свечу и забормотала: – Пусть Четыре Волны смоют Зло, сколько б его ни было. Уходи! – Пусть Четыре Ветра развеют тучи, сколько б их ни было, – прошептала Селина, поднимая свой огонек. – Уходи! – Пусть Четыре Молнии падут четырьмя мечами на головы врагов, сколько б их ни было, – твердо произнесла Луиза. – Уходи! – Оказывается, она помнит эти слова, всегда помнила. – Пусть Четыре Скалы защитят от чужих стрел, сколько б их ни было, – выкрикнул Герард. Свеча в руке мальчика казалась кинжалом. – Я… – Арамона торопливо отступал в ночь, – я… Я не хотел. Холодно… Меня заставили… У меня ничего не вышло… 3 Потолок наклонился влево, потом вправо, потом закружился, из углов пополз туман, Луиза отчетливо почувствовала во рту привкус железа, и все куда-то пропало, а потом появился запах. Отвратительный, навязчивый. Так пахнут горелые перья. Пожар? Или кто-то палит курицу? Какая мерзость! Женщина открыла глаза, над ней нависала Дениза: – Очнулись, сударыня? – Где… Где он? – Убрался… Хорошо, я над входом рябины натыкала, да и вы его не пустили… – Я открыла… – Открыть-то вы открыли, но по имени не позвали, а им без зова никак не войти. – Им? – Им! – назидательно сказала Дениза. – Выходцам, стало быть… Одно скажу – помер он, это точно. И погано помер, потому и шляется! – Он вернется? – Куда ему деваться, – сплюнула кормилица, – будет таскаться, пока своего не добьется или пока срок ему не выйдет. Он четыре раза по четыре заявится, да и отстанет, ежели ему ничего не обломится. – А уехать? В Олларию? – Выходцу что Оллария, что Кошоне – все едино! Он за вами приходил. Выходцы, они всегда так – норовят всех сродственников кровных да полюбовников за собой утянуть. А Леворукий-то и рад! Да вы вставайте, сударыня, чего на полу сидеть-то… Сегодня он не придет… – Надо вызвать плотника, – сказала Луиза, с помощью Герарда поднимаясь на ноги, – надо обязательно вызвать плотника и починить дверь. – Мама, – прошептала Селина, – если он придет еще раз, я умру. – Ты помрешь, если его впустишь и позволишь себя поцеловать, – рявкнула Дениза. – Надо будет за осокой сходить, осока – она от выходцев хорошо помогает… Раньше я не знала, от чего беречься, теперь мы его, голубчика, ущучим. Только вот чего! Как он припрется, всем надо в одной комнате собраться, запалить четыре свечи и не слушать, что бы он ни вопил. Покричит, повоет да и уйдет. Нет у него такой власти – без спросу в дом входить! – Все равно нужно уехать, – покачала головой Луиза, – и к исповеднику сходить. – Толку-то, – махнула рукой Дениза, – вот эсператисты, те в нечисти понимали, а наши… Но похоронный молебен заказать надо, а то не по-людски будет, все ж таки человек был. – Закажем, – пообещала вдова. Тошнота ее еще не отпустила, да и в ушах звенело, но женщине стало легче. Теперь она знала и то, что Арамона мертв, и то, что он постарается утянуть с собой и ее с детьми, и своих дур-любовниц. Надо предупредить эту, как ее, Жавотту. Она, конечно, еще та тварь, но не бросать же живую душу на растерзание упырю. Откроет дверь любовнику – и все! А у нее родичи есть, сестра, племянники, они-то уж точно ни при чем. Луиза вспомнила страшные рассказы, в которых выходцы опустошали целые деревни и города. В детстве она боялась, потом перестала, а все оказалось правдой. – Дениза… – Святая Октавия, как болит голова, она, наверное стукнулась об угол сундука. – Поставь воды… Я хочу выпить шадди. – И, сударыня, – Дениза вздохнула, она любила вздыхать, – тут шадди не обойдешься, а травкой этой кагетской тем более. А вот касера… – Хорошо, давай касеру, это и впрямь не повредит. – Я, мам, тоже выпью, – высунулся Герард. – А, – махнула рукой Луиза, – пожалуй. Только Жюля отведи в спальню. Селина, тебе надо в постель. – Хорошо, – прошептала девушка, – он… Он за мной приходил. – Не за тобой, – отрезала Дениза, – а за первым, кто его по имени позовет. – Мама, – на пороге стояла растрепанная Амалия, – мне страшно! – Всем страшно, – буркнул Герард. Да, всем страшно. А Цилла одна в пустой комнате! Как она могла забыть о дочке! Луиза, все еще пошатываясь, бросилась в коридор. В синей спальне было тихо – девочка спала и ничего не слышала, а то подняла бы крик. Циллу теперь нельзя ни минуты оставлять без присмотра, если кто и может открыть дверь Арнольду и позвать его, это она. |