Книга Рыцарь золотого веера, страница 89 – Кристофер Николь

Потому что здесь же пировали шесть принцев из рода Токугава, собравшихся вокруг нового сегуна, принца Хидетады. Даже старожилы не помнили такого великолепия, стольких богатых и могущественных людей, собравшихся одновременно в Киото. Огромный зал, не меньше шестидесяти татами, был расцвечен разноцветными фонариками, богато изукрашенными кимоно и поясами важных гостей, сияющих серебром наконечниками копий стражи Токугавы, блеском драгоценных камней на рукоятках коротких мечей – ведь все самураи были сегодня при церемониальном оружии.

В одной комнате собрался цвет Японии – каждый присутствующий был полновластным правителем в своей провинции, абсолютным повелителем десятка тысяч своих вассалов-самураев, миллиона серфов – крестьян – и бессчётного количества недочеловеков-ита. И тем не менее каждое ухо, а порой и каждая голова были направлены к двум маленьким фигуркам. Они сидели рядом в правом углу огромной подковы, образованной тьмой маленьких лакированных столиков, улыбаясь собравшимся гостям, иногда поворачиваясь друг к другу, чтобы переброситься несколькими ничего не значащими фразами. Принц хотел, чтобы это был весёлый бал, где каждый получил бы удовольствие от жизни, от хорошей закуски и доброго вина, посмеялся бы шуткам, поломал голову над хитроумными загадками и полюбовался искусством развлекавших их гейш. Принц выглядел, а может, и сам считал себя отцом всех присутствующих великих людей, а не просто их признанным лидером. Потому что если каждый присутствующий следовал за флагом рода Токугавы, то никто из этих присутствующих не сомневался, за кем следует этот род.

Никто – пожалуй, за исключением юноши, сидевшего рядом с ним. Тоетоми но-Хидсери было уже восемнадцать – крошечная фигурка, до странности напоминающая своего отца. По крайней мере, тем, кто, как сам Иеясу, ещё помнил Хидееси в молодости. Он мало ел, чуть пригубливая вино, едва обращал внимание на девушек – гейш. В течение всего пира он не разговаривал с Токугавой, пока к нему не обращались с прямым вопросом. Взор его то и дело, словно ища поддержки, обращался на людей, прибывших с ним из Осаки, – Исиду Норихазу и Оно Чаруфузу.

Но уже подали чай, и конец был не за горами. Иеясу отхлебнул глоток и посмотрел на юношу поверх края своего красного лакированного бокала.

– Это самая памятная ночь в моей жизни, Тоетоми но-Хидеери. Я уже было думал, что так и сойду в могилу, не повидав больше сына моего самого старого и лучшего друга. Но моё счастье было бы полным, если бы твоя очаровательная мать сочла возможным приехать к Киото вместе с тобой.

– Я могу лишь ещё раз передать извинения моей матери, мой господин Иеясу, – ответил Хидеери.

– Конечно. И всё же в значительной мере её отказ вызван недоверием ко мне.

– Мой господин…

– И поэтому я хочу, чтобы ты передал ей, Тоетоми но-Хидеери, что её страхи беспочвенны. Разве тебе не были оказаны здесь величайшие почести, разве у тебя есть хоть малейший повод для подозрений?

– Вы обращаетесь со мной и моими людьми с величайшим уважением, мой господин Иеясу.

– Разве я не обожествляю твоего отца? Разве памятник ему – не прекраснейший во всей Японии?

– Я благодарен вам, мой господин Иеясу. Я хочу, чтобы вы знали это. Может быть, моя мать чувствует себя слишком старой для подобного путешествия.

– Какого путешествия? От Осакского замка до Киото едва ли будет тридцать миль. И стара? Принцесса Асаи Едогими стара? Ну, уж этому я просто не могу поверить.

Хидеери улыбнулся:

– И будете правы, мой господин. Моя мать вечна, как и её красота.

– Да, это верно. – Иеясу вздохнул. – Но её настраивают против меня португальские священники.

– Мой господин?

– Эх, Хидеери, я ведь знаю, что священники считают Осаку даже более надёжным прибежищем, чем Нагасаки.

– Действительно, им там всегда рады, мой господин. Не только потому, что они видят столько несправедливостей к себе, столько преследований по всей империи с тех пор, как вы им перестали покровительствовать. Но дело ещё в том, что я хочу узнать науки и культуру Запада – они ведь столько могут рассказать нам: о литературе и искусстве, политике и, конечно, религии.

– И ещё об искусстве войны и владении огнестрельным оружием, – заметил Иеясу.

Хидеери утвердительно наклонил голову.

– И этому тоже, мой господин Иеясу. Искусство войны и умение владеть оружием – это ведь только другая сторона политики, не так ли?

Иеясу бросил взгляд на юношу:

– Ты хотел бы сохранить торговлю с Португалией?

– Я хотел бы сохранить торговлю с Португалией, мой господин, к нашей общей выгоде. Так же, как вы хотели бы торговать с Голландией.

Снова быстрый взгляд:

– Ты информирован не хуже меня, Тоетоми но-Хидеери. Я собирался выбрать Голландию в качестве торгового партнёра лишь потому, что, несмотря на заключённое твоим отцом соглашение с Португалией, ни один корабль из Лиссабона не появлялся у наших берегов вот уже пять лет.

– У них возникли свои внутренние проблемы, мой господин. Так говорят священники. Но разве Голландия проявляет больше интереса к торговле с Японией? Уже пять лет пошло с тех пор, как вы отправили в Сиам голландцев Квакернека и За-ндвоорта.

Иеясу кивнул:

– И Зандвоорт вернулся с заверениями своих правителей. Хидеери позволил себе ещё одну улыбку:

– Но без кораблей. И без пушек, мой господин Иеясу. Европейцы очень беспечны в том, что касается обещаний. Но у нас нет причин расстраиваться по этому поводу. Священники сообщают мне, что величайшая из европейских наций начинает действовать и у наших берегов. Во всяком случае, они недалеко к югу.

Иеясу нахмурился:

– Я ничего об этом не знаю.

– И всё же это так, мой господин. Священники очень подробно рассказали мне об этом. Похоже, что Испания и Португалия обе снаряжали ещё столетие назад экспедиции для поисков новых рынков. И, опасаясь встречи и военных столкновений своих флотов, эти страны обратились к микадо всей Европы, которого они называют «Папа», чтобы он рассудил их в этом деле. Папа принял следующее решение: испанцам отдал место, именуемое Америкой, а португальцам – нации, которые они именуют Востоком, то есть Китай, Острова пряностей и Японию.

– Как самоуверенны эти народы и их Папа, – заметил Иеясу.

– Действительно, мой господин. Но практичны.