Онлайн книга «Московские Сторожевые»
|
— В Нижегородском семьестроительном. — А почему не в Москве? — Не знаю, мне Старый так велел. — И мой недоученик тот лурьевский учебник схлопывает. Гулко — эхо в бассейне хорошее. Тут меня саму как будто этой книжкой по голове ударили, по тому самому месту, где волосы больше всего зудят. — В Нижнем, говоришь? Гуня-я-я-я. Выбрось эту бяку, вот прям в бассейн и выбрось. — И книжку отбираю. — Лена, ты чего? — Гунь… горе ты мое мирское… Знаешь, кто в Нижнем кафедрой внешних дел заведует? Сам Козловский… Иди в библиотеку, бери нормальный учебник и не порть себе мозги и отдых. — Ну ладно… — И он из кресла выбирается. Тьфу ты! Совсем забыла, что, если я ученику что-то скомандую, он сразу пойдет это исполнять: — Да сиди уж. Когда сам захочешь, тогда и пойдешь, — успокаиваю я почти машинально. Уж больно любопытной вторая книга оказалась. Н. В. Чехов, Л. Б. Фейнхель, «Работа с фотоизображениями: практический курс». Замечательная совершенно вещь. Я во второй жизни, Людочкой, когда по мирской работе в фотоателье ретушью занималась, кое-чего из нее постоянно применяла. Ну совсем простенькое колдовство, на объект изображения замкнутое. Тогда ведь многие в переписке свои фотокарточки отправляли, искали вторую половинку души, вот я и старалась. Легонькое ведьмовство. Да и временное совсем: пока человек жив, эти снимки и улыбаются, и смотрят специально, будто добро сеют. А случись что с объектом, вся моя работа растает: и глаза тусклыми сделаются, и лица нерадостными. Ну в точности как по мирскому поверью о том, что покойники со своих портретов всегда очень строго смотрят. Можно, конечно, и на подольше этот свет в глазах законсервировать, но это много времени отнимает. На каждый снимок нужно было часа три, а кто мне их даст, у нас вечно план горел и пятилетка выполнялась. Может, сейчас новую методику придумали? Надо будет глянуть. В фотографы я в этой жизни вряд ли пойду, так, ради любопытства. — Ты в этом разбираешься, да? — В кои-то веки Гунька сам вопрос задал. Ну он только меня о чем-то спрашивать и может. И кто эти дурацкие правила придумал? — Разбираюсь, — бормотнула я, открывая учебник. Сама не заметила, как на ручку шезлонга села (а во мне сейчас семьдесят кило с гаком, не каждая пластиковая мебель такое выдержит). Под обложкой скрывалось наспех вклеенное кем-то мрачное изображение мирского писателя-однофамильца. Сбоку синела корявенькая надпись химическим карандашом: «Не тот, гад!!!» Судя по проделанной ластиком дырке, запятую перед словом «гад» когда-то пытались стереть. А сам снимок писателя — с заваленным светом и целой кучей посторонних теней — много лет верой и правдой служил начинающим ведунам. Что они только с ним не проделывали — и рога отрастить пытались, и бородку сменить, и волосы переделать. А кто-то, совсем уж альтернативно одаренный, явно пробовал беднягу Чехова в женскую особь преобразить. Я на Гуньку строго глянула, он сразу башкой отрицательно мотнул: «Это не я». — У меня — вот! — И будущий ведьм выгреб из складок накрест повязанного платка мелкую тварюшку размером с новорожденного котенка. Тварюшка слегка тряслась, шустро мотала упругим хвостом и отважно клацала зубами. Морской мыш! Лапочка какая! — Мне его переделать надо. Ну фотографию в него переделать, — пояснил Гунька, выдирая свободной рукой у меня учебник. На сорок седьмой странице на меня жалобно смотрело истерзанное изображение снежного барса. Усов у него не было, один глаз оказался по-совиному круглым, второй и вовсе отсутствовал, шкура местами чешуилась, а из загривка торчали непонятно чьи перья. Старенький у Гуньки был учебник, много сессий пережил. — Ты б хоть картинку почистил, Гунь? — И я метко сплюнула на страницу. Ладонью поводила, потом еще подула для верности. Теперь снимок выглядел на «отлично», хоть в «Красной книге» такой печатай. — А я с цветными не очень… — снова запечалился ученик. Еще и морду несчастную скорчил. С учетом его нынешнего возраста, кудрей, синеватой кожи и сиротского платка получалась полная катастрофа. То ли у меня материнский инстинкт просыпаться начал, то ли вспомнилось, как я в школе преподавала… В общем, я так, не сходя с ручки шезлонга, минут за сорок Гуньке всю эту тему и разжевала. Даже сама под конец поняла, что к чему. Жалко, тренироваться было почти не на чем: мы в ходе усвоения материала все фотографии из пособия в мышиные превратили и обратно. Никого не пощадили, даже мирского Чехова с закладки. Мыш, умница, терпеливо позировал, перемещаясь с Гунькиной руки на мою, а под конец занятия даже пообгрызал обложку бестолкового учебника Лурье. Умная тварюшка. Мне от всей этой возни куда веселее стало: еще бы, любимая работа да и вполне толковый студент, все лучше, чем просто время прожигать. А вот Гунька, кажется, наоборот, затосковал о непонятном. И с чего? Снимки у него отличные получались, магия смертью не подпортилась, говорить опять же можно… — Павлик, ты где мыша достал? — поинтересовалась я навскидку. — В ноль одиннадцатой. Их там много, мне разрешили… — Славный какой. Обратно отнесешь или себе оставишь? — А можно? — без особой надежды спросил он. — Да, думаю, можно… Я бы оставила. У тебя еще практики вагон и маленькая тележка, пригодится зверье… — A-а… Ну наверное. Перезанимался он, что ли? У меня к выпускному курсу тоже наука из всех щелей лезла, слишком много разного приходилось учить. Особенно такого, что у тебя на автопилоте совершается. Вешаешь себе радугу или прохладу ставишь — это же просто, как стакан воды выпить. А как начнешь про химические и физические формулы подобных процессов читать, так и… Я хотела Гуньке что-то утешительное сказать, даже рот раскрыла, но осеклась — не такая у него печаль была. Иное его тревожило. Не возраст, не прошедшая смерть… Близко догадка, а ухватить не могу. — Лен, а мы какого числа улетаем? — Пятого утром. Как раз мне сорок дней пройдет. — А-а… — Скучно тебе тут? Гунька пожал плечами. Привык жестами объясняться, долго будет отвыкать. Сложно с ним разговаривать все-таки. С морским мышом — и то легче. Я подманила тварюшку себе на ладонь, поскребла его за ухом. Мыш сидел смирно, ждал, что с ним снова работать начнут, Гунька точно так же замер под боком. Тоже мне, испытуемый. Хотя, конечно, что-то общее у них есть. Взять хоть морских мышей. В природе они не черные, а салатовые, голубоватые, золотистые — под цвет морской волны. Водятся на юге, в прибрежных скалах. Перед началом осенних штормов косяками уплывают далеко от берега, залегают в спячку на самом дне. В колдовской работе применяются как ингредиент, материал для клинических исследований или, изредка, как поисковики. У них нюх отличный и понимание хорошее — приведут куда нужно, со следа не собьются. Но это все-таки цветные. |