Онлайн книга «Излом зла»
|
К бабушке Стаса, Марии Денисовне, проживающей в доме по улице Ольховской, недалеко от Казанского вокзала, Матвей заявился пораньше, в начале восьмого утра. Старушка уже встала и хлопотала на кухне, когда в квартиру зашел «друг отца Стаса». Она так и не поняла причин, по которым Матвей выдал себя за «друга» и стал помогать ей и мальчишке. В глубине души она подумывала о «замаливании грехов», совершенных «раскаявшимся» Соболевым, однако никогда ни о чем его не спрашивала и встречала всегда с радостью. Однако сегодня Мария Денисовна была явно не в духе, куталась в платок и норовила отвернуться, пока Матвей не разглядел на лбу ее лиловые пятна, а на щеке свежую царапину. Задержал старушку, мягко дотронулся до щеки, кивнул на дверь спальни. – Он? – Да это я упала, запнулась о половик, ноги-то уже не ходят совсем… – начала Мария Денисовна и заплакала, закрывая лицо ладошками. – Стас спит? – В зале, на диване. Побил Сергей его вчера крепко, не пустил никуда. Вы уж не серчайте на него, пьет ведь кажен день… Матвей шагнул к двери спальни, и старушка ухватила его за рукав. – Матвей Фомич, ради Бога, вы уж с ним… помягче. Когда трезвый – вроде и неплохой человек, а когда пьяный… – Не беспокойтесь, Мария Денисовна, – усмехнулся Матвей. – Человек я мирный, драться не люблю. В спальне воняло перегаром, немытым телом и носками, вещи отца Стаса валялись разбросанные по всей комнате, у кровати стояли пустые бутылки из-под пива и водки. Сам постоялец лежал поперек кровати в трусах, упрятав голову под подушку. Матвей смог теперь рассмотреть его во всех деталях. Был тридцатипятилетний «гроза бабушки и сына» хил, тщедушен, рыж, носил бороду и усы – Матвей снял с лица подушку, чтобы разглядеть его – и не мылся, наверное, с месяц. На тыльной стороне ладони правой руки были выколоты имя Сергей и кинжал, на левом плече – русалка и еще один кинжал. Покачав головой, преодолевая брезгливость, Матвей взял его на руки, отнес в ванную и пустил воду. Вымыл с мылом, затем пустил ледяную воду и сунул голову Сергея под струю. Тот задергался, замычал, пытаясь освободиться, стал ругаться, хрипеть и кашлять, перепугав Марию Денисовну, которая прибежала в ванную спасать зятя. Матвей выпроводил ее и продолжил приводить пьяного в порядок. Через десять минут ему удалось это сделать, а так как Сергей сам идти не мог, пришлось нести его в спальню завернутым в простыню. На пути встретился проснувшийся Стас с синяками на лице, на плечах и худеньких руках. Несмело глянул на Соболева снизу вверх. – Лечить будешь? – Буду, – усмехнулся Матвей. – Потом тебя. – Меня не надо, на мне все заживает как на кошке. – Разберемся. Матвей распахнул дверь в спальню, свалил запеленутого Сергея на кровать и закрыл дверь. Сел напротив, настраиваясь на воздействие и сдерживаясь, чтобы не дать алкоголику по морде. – Кто ты такой? – просипел Сергей, синий от холода и алкогольной абстиненции. – Опохмелиться дашь? Помру ведь. – Не помрешь, – сказал Матвей. – Сядь! – Чего? – Сядь! – Слово прозвучало, как щелчок кнутом. Сергей вздрогнул, широко раскрывая еще мутноватые глаза, повозившись, сел, и в этот момент Матвей обрушил на него свой раппорт мыслевнушения. Бывший зэк, отсидевший за кражу и разбой пять лет в Самарской колонии, прошедший огни и воды, не допускавший мысли, что калечит своим поведением душу сына, получил вдруг сильнейший шок, который лишил его способности говорить и думать. У него даже сердце остановилось на несколько секунд, пока Матвей не заставил его заработать снова. – Теперь слушай и запоминай, – негромко, но твердо сказал Матвей. – С этого момента ты перестаешь пить! Повтори! – Перестаю… пить… – механически повторил Сергей. – Устраиваешься на работу! – Устраиваюсь… на… работу… – Никогда больше никого не тронешь пальцем! – Никого… не трону… – Каждый раз, когда тебе захочется сделать что-нибудь во вред людям, а тем более близким, ты будешь чувствовать себя плохо! Понял? – Буду чувствовать… Матвей подумал немного, что-то ему вдруг не понравилось в поведении Сергея, и он жестко добавил: – Ударишь Стаса – умрешь! А теперь спи полчаса. Рыжебородый родитель мальчишки рухнул на кровать и закрыл глаза. В комнату заглянул Стас, кинул взгляд на отца, потом на Матвея. – Он… живой? Матвей нахмурился. Вопрос был ему неприятен. – Живой, живой. Давай я тебя посмотрю. – Не надо, само заживет. Ты ему сказал, что я буду у тебя жить? – Не сказал, но он больше не будет драться и пить. – Правда?! – Правда. – Тогда я сегодня приду, можно? – Приходи. – Матвей взъерошил волосы мальчишки и вышел, едва не столкнувшись с Марией Денисовной. Старая женщина смотрела на него ясными слезящимися глазами, в которых тихо светились вопрос и надежда. – Все будет хорошо, – улыбнулся он, чувствуя, как под этим взглядом внутри его зашевелился холодный ком мрака и потянул щупальца к языку. – Он скоро встанет и будет трезвый как стеклышко. И будет вести себя тише воды ниже травы. – Щупальце мрака достигло языка, и Матвей добавил со смешком: – А не будет – заставим! – Спасибо, Матвей Фомич, – поклонилась бабушка Стаса, прижимая к себе голову обнявшего ее внука. Мрак заставлял Матвея и дальше говорить в том же духе, однако он пересилил себя. Выйдя из дома, он нашел работающий телефон-автомат и позвонил Дикому: – Что нового, Валентин Анатольевич? – Ничего хорошего, капитан, – ответил начальник «Смерша». – Ельшин получил санкцию директора на задержание всех участников операции «Перехват». А так как трое из них уже мертвы, можете представить, какая участь ожидает остальных. – Генерал помолчал. – Среди них ведь есть и ваш приятель, Балуев? – Что еще? – Борису стало лучше, потихоньку выздоравливает. Сегодня иду на прием к Бондарю. Пора выходить на главных действующих лиц по делу о похищении секретного оружия. Кстати, след партии «глушаков» ведет на дачу Генриха Герхардовича. – Удачи вам, генерал. Но поберегитесь, вы наверняка уже в прорези прицела киллеров Ельшина. Я нужен? – Пока нет. Если понадобитесь – вызову. Зачем звонили? – Нужна квартира, о которой знали бы только я и вы. Дикой не отвечал минуты две. – Запоминайте адрес: улица Живописная, тридцать четыре, корпус два, квартира четырнадцать. Ключи передам я лично, когда скажете. – Тогда до связи. – Матвей повесил трубку, вышел из будки на углу Ольховской и Басманного переулка, откуда звонил, и вдруг почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Так мог смотреть только Матфей-Хранитель, но, как ни старался Соболев определить его местонахождение, сделать этого не смог. |