Книга Сны инкуба, страница 219 – Лорел Гамильтон

Натэниел подошёл первым, остановился, потом только коснулся меня. Дело, наверное, было в выражении моего лица, в том, как я остановилась на полпути между дверью и диваном. Очень разочарованным было выражение его лица. Я ощутила от него картинку эмоций — очень грустных. Он думал, что я отхожу от него, отдаляюсь, испугавшись снова быть с ним, с ними. Но это было не то, чего я боялась.

Невозможно застрелить кого-то из обреза с расстояния меньше трех футов и остаться чистенькой. У меня была кровь на волосах, на плечах и руках. Часть её я стёрла салфетками, которые вожу с собой в машине, но не всю. Я была нечистой. Если бы я была просто копом, а та женщина — просто человеком, я бы побеспокоилась о болезнях, передающихся с кровью. СПИД, гепатит, всякое такое, но она была вампиром и не могла быть носителем болезни, если не считать вампиризма. Да, его надо считать, но его Мика или Натэниел подхватить не могут. Может быть, я могу. Если бы я убивала людей, опасность заражения была бы выше, но вампиры чище. Все это было слишком странно для меня этой ночью, слишком заставляло думать.

— Анита, как ты? — спросил Мика и встал с дивана, чтобы подойти к Натэниелу.

Я отдёрнулась.

— На мне кровь, чужая кровь. — Я трясла и трясла головой. — Бог один знает, что я на себе приволокла домой.

— Мы ничего подцепить не можем, — сказал Натэниел, — даже простуду.

Он выглядел уже не потерянным, а встревоженным.

— Кровь нам не может повредить, — поддержал Мика.

Они были правы. Насчёт заражения я сглупила, но…

— Вы действительно хотите до меня дотронуться, когда на мне кровь моих жертв?

— Да, — ответил Натэниел и попытался меня обнять.

Я отодвинулась, и он остановился. Я боялась, что если они меня обнимут, я расклеюсь. Упаду к ним на руки и зарыдаю.

— Жертв? — переспросил Мика. — Анита, ты обычно так не говоришь.

Он подошёл к Натэниелу и тоже попытался меня обнять.

Я отодвинулась, пока не упёрлась спиной в дверь, и все время мотала головой.

— Если вы меня обнимете, я разревусь. Черт побери, ненавижу реветь.

Мика посмотрел на меня:

— Не в этом дело.

Я закрыла глаза, уронила сумку со снаряжением на пол. Он был прав, дело было не в этом — не только в этом. Я попыталась быть честной. Попыталась выразить, что я чувствую.

— Я сейчас от любого сочувствия просто развалюсь на части.

— Может, это тебе и нужно, — сказал Мика и чуть-чуть придвинулся. — Может быть, один раз в жизни, стоит дать нам о тебе позаботиться.

Я продолжала трясти головой:

— Я боюсь.

— Чего? — спросил он тихо и ласково.

— Боюсь распуститься.

Мика нежно коснулся моего плеча, и я не отодвинулась. Он двигался медленно, осторожно, отодвигая меня от двери, привлекая в свои объятия. Я стояла минуту напряжённая, не поддаваясь, потом из меня вырвался долгий, прерывистый выдох, и я позволила себе на нем повиснуть. Вцепилась руками в его рубашку, набрав полные горсти ткани, будто не могла притиснуться достаточно близко, ухватиться достаточно сильно. Я хотела, чтобы он был голый — не для секса, хотя, наверное, так бы и получилось, а просто чтобы как можно больше к нему прижаться.

— Я пойду напущу ванну, — сказал Натэниел.

Я протянула руку, поймала его за рубашку и притянула к нам.

— Простите, — сказала я.

— За что? — Они с Микой переглянулись.

Первые предательские слезы пролезли у меня между веками, но голос был почти ровен, когда я сказала:

— Я не попрощалась с вами, ребята. Я просто уехала. Простите.

Они оба меня поцеловали нежно, целомудренно, просто касанием губ. Мика стёр слезу с моей щеки.

— Мы поняли. — Он посмотрел на Натэниела. — Включи воду.

— Я бы лучше приняла душ и легла спать.

Они снова переглянулись, но Натэниел после кивка Мики ушёл в ванную. Я посмотрела в глаза Мики — единственный мужчина в моей жизни, которому, чтобы посмотреть в глаза, мне не надо поднимать голову.

— Что случилось? Я чего-то не знаю?

Он улыбнулся, но не слишком счастливой улыбкой. Такая улыбка у него была, когда мы с ним познакомились. Улыбка, полная грусти, самоосуждения, насмешки и ещё чего-то, для чего печаль — слишком слабое слово. Я тогда чуть ли не силой выламывала его из этой улыбки.

Сейчас я схватила его за плечи, почти встряхнула.

— В чем дело?

— Ни в чем, клянусь. Все в порядке, но Жан-Клод нас предупредил, чтобы не давали тебе идти в душ. Он сказал — цитирую: «Не между стеклянных стен».

Я нахмурилась:

— Что ты несёшь? Какое дело Жан-Клоду до того, как я буду мыться?

Зазвонил телефон. Я дёрнулась, как от удара ножом, и сказала вслух, что думала:

— Если это ещё одно убийство, я не смогу.

Не успев даже договорить, я знала, что смогу. Если я нужна, я поеду. Но я говорила правду: пусть даже я поеду, не знаю, смогу ли справиться. И то, что я в этом себе призналась, меня пугало. Это же моя работа, я должна быть в состоянии её делать.

Мика подошёл к телефону, пока я стояла в тёмной гостиной и молилась, чтобы это звонили не из полиции.

— Это Жан-Клод, — сказал Мика.

— Отчего же он звонит по телефону?

— Подойди и выясни.

Я пошла на свет из кухни. Включена была только лампочка над мойкой, немного дававшая света, но я заморгала, как олень в лучах фар. Взяла у Мики трубку из рук, пока он пытался не показать мне тревоги в глазах.

— Что случилось? — спросила я.

— Ma petite, как ты себя чувствуешь?

Его голос был такой же радостью, как всегда, но сегодня даже этот голос оставил меня пустой.

— Хреново, а что?

— Сколько времени ты уже без питания?

Я прислонилась головой к двери и закрыла глаза.

— Съела вчера арахиса с чипсами, а что?

Натэниел положил сухого печенья в бардачок моей машины.

— Я говорю не о еде, ma petite.

И вдруг пустота сменилась паническим страхом.

— Господи, Дамиан!

— С ним все в порядке, я проследил.

— Как он может быть в порядке? Он начал умирать, стоило мне поголодать часов восемь. А сейчас я почти двадцать четыре часа голодала! Боже, сама не могу поверить своей глупости!