
Онлайн книга «Ордер на возмездие»
![]() Даже если бы Мишаня и захотел бы, он не смог стянуть ворот белой рубашки на своей воловьей шее. Две полоски от тельняшки виднелись в разрезе. – Мишаня, ты? выдавил из .себя Рублев и сделал шаг навстречу. Сержант Порубов прижал руки по швам и громко на весь вокзал крикнул: – Так точно, товарищ майор, сержант Порубов! – Вольно! – скомандовал Комбат, и Мишаня бросился к нему, подхватил и оторвал от земли. Он держал Рублева на весу довольно долго. Наконец, облобызав во все щеки, бережно опустил на землю и принялся трясти руку, причем так энергично, что голубой десантный берет сполз на затылок. Публика на перроне замерла, всем подумалось, что происходят съемки кино и что весь этот каскад чувств понарошку. Но камер нигде не было, никто не кричал «мотор», яркий света, без которого не обходится кино, тоже никто не зажигал. Моросил осенний дождь, мелкий и надоедливый. Мальчишки-близнецы широко открытыми глазами смотрели на происходящее. Женщина-попутчица моргала и глупо улыбалась. Казалось, еще мгновение и она уголком платка начнет вытирать глаза, настолько трогательной оказалась встреча. О девушках с караваем и водкой забыли, хотя они были по-настоящему красивы. О них напомнил, шепнув что-то на ухо Мишане, держатель огромного зонта. Для этого ему пришлось подняться на цыпочки. – Ах, да, мать их так! – буркнул Мишаня и звонко щелкнул пальцами, отступив на два шага. – Не по протоколу, товарищ майор, получается, не по правилам. Красавицы оказались перед Комбатом, поклонились. Первая подала хлеб. Комбат замялся. – Ну, бери, бери, Борис Иванович, пробуй! – подсказал Порубов. – Это из моей пекарни. Когда привезли, был горячий. Комбат отломил кусочек хлеба. Из-под корки поднялось облачко пара. Макнул в солонку, положил в рот. И тут же ожила литровая бутыль, шведский «Абсолют» наполнил стограммовые стаканы, и девушка придвинула поднос к Рублеву. Тот взял водку, посмотрел по сторонам, словно опасаясь, что кто-нибудь толкнет под локоть и не даст донести до рта драгоценный напиток. Мишаня тоже взял стопочку: – Со свиданьицем, – сказал он, чокаясь с Рублевым и тоже отламывая кусок хлеба от каравая. Водка была хороша, особенно в такую сырую погоду. – Ну, а теперь по машинам или по коням! – сказал Порубов и махнул оркестру. Тот вновь грянул марш. – Ты на машине? – спросил Рублев. – Конечно! Вон, целая кавалькада. Сейчас с мигалками за город рванем, там уже все готово. – У тебя еще три места найдутся? – Хоть тридцать три! Для тебя, Борис Иванович, сейчас автобус остановлю, если хочешь, даже рейсовый. – Нет, надо мою попутчицу подбросить. Обсуждать приказы командира Порубов не привык, он уже все понял. Сам догнал женщину с тяжеленными сумками, так же ловко, как и Комбат, схватил все пять штук сумок разом и крикнул держателю зонта: – Детишек прикрой! Черного купола хватило на всех троих и даже на держателя в сером длинном плаще. – Не надо, мы сами… что вы, не беспокойтесь! – сопротивлялась женщина, цепляясь за свои сумки. Но Порубов тащил и сумки, и женщину, и если бы нашлось еще пять человек, Порубов в радостном возбуждении поволок бы к машинам и их. Он был невероятно сильным мужиком, посильнее самого Комбата. На привокзальной площади прямо на тротуаре под охраной машины ГАИ стояли джип «черок» и два микроавтобуса. Женщину и ее сынишек усадили в микроавтобус, и Порубов приказал водителю: – Завезешь куда надо, вернее, куда скажут. И если надо, подожди. – Сколько я вам должна? – обращаясь к водителю, поинтересовалась женщина. Водитель вздрогнул, словно ему залепили пощечину, заморгал глазами. Он даже не сразу понял вопрос, а затем рукой указал на своего хозяина: – Все вопросы к Михаилу Михайловичу. – Борис Иванович! Борис Иванович! – закричала попутчица по купе. Она догадалась, главным здесь является именно он, это именно его встречал оркестр, ради него появились машины, хлеб, соль, водка – в общем, все, что произошло – ради него одного. Она что-то хотела спросить, но Порубов не дал ей договорить. – Машина в вашем распоряжении на целый день. Ты меня понял? И без обеда. – Понял отлично, – сказал водитель, запуская двигатель. Женщина и братья-близнецы лишь успели помахать Борису Ивановичу. Он тоже махнул им рукой и улыбнулся на прощание. – На хрена все это, Мишаня? – недоуменно спросил Комбат, глядя на гаишную машину. – Нет, так нет, – сказал Мишаня и одним жестом отпустил гаишников. Джип взревел мотором – Ну, как ты, Борис Иванович? – словно воскресшего тряс за плечо Рублева Мишаня. – Как видишь, нормально. Привет тебе от Андрюхи Подберезского. – Спасибо, и ему низкий поклон. А чего он не приехал? – У него вечно какие-то дела. Это я на пенсии, мне все до задницы. А вы с ним люди занятые, у вас на уме бизнес. – Сколько ты, Борис Иванович, здесь будешь, ни о каком бизнесе и речи быть не может! Все дела по боку, я принадлежу только тебе. – Я не хотел никого напрягать, ты что, Мишаня! – Ты, Комбат, меня и не напрягаешь. Я сам тебе служить рад. – Отслужил ты уже мне, Мишаня, и отслужил хорошо. Мишаня стер с орденов капельки дождя, расправил на колене голубой берет. – Вот видишь, до сих пор головной убор хранишь. – А как же, Борис Иванович! Каждый год на день десантника непременно его надеваю, и если надо, на работу еду. – Это хорошо. – А вы-то как в Москве? – По-разному, Мишаня. – Бурлак где? – В тайге, где ж ему еще быть! Рыбу ловит, зверье стреляет, бизнес там какой-то развел, то ли ягодами, то ли грибами, а может, мехами торгует. Кто ж теперь о своих делах рассказывает? – Но тебе-то, Борис Иванович, все можно рассказывать, как отцу родному. – Ты что, Мишаня, думаешь, мне это интересно? Ваши дебиты, кредиты, проценты… У меня от этого всего на душе тошно делается. Я люблю, когда все ясно. – Мне, Комбат, думаешь, не тошно от всего этого? – Мишаня готов был рвануть на груди рубашку. – Мне тоже тошно, но делать же что-то надо, иначе с голоду сдохнешь, пропадешь. – О чем ты говоришь, Мишаня? Ты же в горах по две недели ни хрена не ел и не сдох, а тут, на своей земле, сдыхать собрался! |