Книга Рыба, кровь, кости, страница 46 – Лесли Форбс

— Прости, Клер. Я просто беспокоился из-за этой заварушки в Калимпонге, и к тому же… Джек…

— О чем ты? Что там с Джеком?

Он с трудом подбирал слова, стараясь преподнести все так, как сам этого хотел.

— Я поговорил с кое-какими ребятами из лаборатории ЮНИСЕНС, они сплетничали, не зная даже, что я знаком с Джеком… Они думают… То есть ходят слухи… — Он замолкал и начинал снова, как машина с испорченным карбюратором.

— Какие слухи?

— Уволили пару химиков помельче… Эти парни утверждали, что их уволили по подозрениям в контрабанде героина, по мелочи…

— Так, как предполагал Бен? В образцах мыла? Он удрученно кивнул.

— А Джек какое отношение имеет к этому?

— Никто и не говорит, что Джек… В опиум я бы еще мог поверить — Джек всегда оставался старым хиппи и авантюристом, это было бы в его духе. Но не героин.

— Так какая связь между ним и уволенными химиками?

— Кто-то намекнул, что он работал на калькуттской фабрике ЮНИСЕНС в то время, когда там никого не должно было быть… и в то же самое время там находились эти люди. — И поспешно добавил: — По-моему, это просто грязные сплетни, потому что Джек здесь — чужак, британец. Опять эти «мы» и «они».

— И все? В этом все обвинения?

— О, ну есть еще всякие россказни, их не стоит повторять.

Что бы там ни рассказывали, Нику от этого явно было неуютно. Его палец чертил ряды полосок на пыльном столе. Удары в Джека, подумала я; прутья решетки, заточающей его.

— Сам Джек объяснил свои задержки в лаборатории тем, что работал сверхурочно над экспериментами с хлорофиллом и должен был изучить оригинальные записи Флитвуда, которые ЮНИСЕНС не разрешает выносить из библиотеки.

— Звучит разумно. — Мне удалось втиснуть свое лицо в ободряющую маску, запихнув внутрь края подозрений и с силой нажав на улыбку, — так пытаются закрыть объемистый чемодан, сев на него. — Почему никто не сообщил в английскую ЮНИСЕНС?

— Подозреваю, по той же самой причине, по которой они первым делом заподозрили Джека: он друг директоров.

— Когда уволили тех людей?

Он быстро поднял глаза, затем вновь опустил взгляд на свои узоры в пыли, отгоняя от себя мрачные мысли.

— В конце прошлого сентября.

— Как вы вообще заговорили о Джеке, если этот случай был в прошлом году?

— Из-за моего собственного тщеславия. Они дразнили меня моей работой, и я спросил их, слышали ли они о Джеке Айронстоуне и Ксанаду, надеясь немного прихвастнуть тем, что участвую в серьезной научной экспедиции, — убого, конечно. Не успел я упомянуть, что состою в команде, как один из ассистентов, очень неприятный парень, начал отпускать ехидные замечания о настоящих мотивах Джека, побудивших его отправиться в горы. Ну и слово за слово…

Он умолк, когда появился официант, принесший блюдо с закусками — бледно-серого цвета и слегка пористыми, словно хлопья вареной губки.

— Что это, по-твоему? — прошептала я Нику.

Он понюхал блюдо, которое шваркнули перед ним на стол с обычной «грацией» и «шармом».

— Не уверен, но подозреваю, что свиные обрезки.

— Те самые кусочки свиной кожи и жира, которые едят в барах англичане?

— Довольно странная закуска для ужина, ты права, особенно в стране, где живет едва ли не больше всего мусульман в мире. — Он сунул один кусочек в рот и скривился. — Но это именно они. Отвратительно.

Теперь я, кажется, спокойно могла продолжить свой допрос:

— А можно найти тех людей, уволенных из ЮНИСЕНС?

— Один из Северного Бутана, другой из Аруначал-Прадеш, что на границе между Тибетом и Бирмой.

— Аруна… — Я запнулась на незнакомом названии.

— Аруначал-Прадеш, один из северо-восточных гористых штатов. Что-то вроде Золотого треугольника в Бирме — множество отдаленных нагорий, недоступных политическому вмешательству. Его населяют очень независимые полукочевые горные племена, для которых, как утверждают ребята из ЮНИСЕНС, опиум стал весьма ценным источником дохода.

«Неплохой кормилец», — вспомнились мне слова Джека.

— Если они полукочевые, то когда они умудряются выращивать опиум?

— Подсечно-огневое земледелие на просеках в джунглях. Химики из ЮНИСЕНС говорят, что один из уволенных принадлежит к племени, которое продает опиум-сырец странствующим китайским контрабандистам, выдающим себя за тибетцев или бутанцев. Потом эти контрабандисты продают товар наркоторговцам, которые перерабатывают его в героин. Разве что в нашем случае его перерабатывает кто-то из ЮНИСЕНС.

— Мы не можем расспросить этих уволенных или их знакомых? Не может быть, чтобы они работали в одиночку.

Вороны над нами кричали «йи-ваа! йи-ваа! йи-ваа!» — настоящий съезд туговатых на ухо гробовщиков, жадно следивших за нашим разговором.

Голос Ника звучал почти недоверчиво.

— Мы не сыщики, Клер! В любом случае опиумные банды довольно почитаемы в этой части света. Химики из ЮНИСЕНС почти с завистью вспоминали Хун Са — это главный поставщик опиума в Золотом треугольнике, и он же, вероятно, отвечает за большую часть героина, сбываемого в Нью-Йорке. На деньги от продажи опиума он организовал целое мини-государство со школами, больницами, местной промышленностью. Он собирает собственную форму налогов с контрабанды тикового дерева и драгоценных камней и гордится своей коллекцией редких азиатских орхидей. — Ник замолчал, увидев, что мимо проплывает хозяйка «Радж-Паласа» со своей ежевечерней порцией розового джина.

— Просто срам с этими орхидеями. — Она остановилась, чтобы поделиться с нами своим мнением. — Ах, мои дорогие, раньше можно было взглянуть на деревья в Бутане и увидеть, как орхидеи озаряют их веточки, точно рождественские фонарики. А теперь, говорят, уже ничего этого нет. Как это печально. Люди испортились, они все что угодно сделают ради денег. И весь этот орхидейный бизнес в Калимпонге — сплошное надувательство. Якобы в питомниках по-прежнему разводят орхидеи, а на самом деле все цветы воруют. Ну да, когда Бутан так жутко нуждается в деньгах, а эти мерзкие япошки готовы выложить двадцать пять тысяч долларов за цветок, чего еще можно ожидать?

Ник подождал, пока она не удалилась обратно в гостиницу, и только потом продолжил:

— Я не хочу слишком тщательно вникать в это дело, Клер. Кто знает, были ли те двое единственными в ЮНИСЕНС, кто принимал в нем участие?

— Ты можешь навести справки, есть ли у них здесь, в Калькутте, семьи?

— И что тогда? Думаешь, их семьи расскажут нам больше?

— Я могу пойти и поспрашивать в ЮНИСЕНС, если ты не хочешь. Люди из лаборатории не знают меня в лицо. Только так мы сможем очистить имя Джека.

— Его и не нужно очищать. Это все просто злостные сплетни, я уверен.