Онлайн книга «Волшебный дом»
Я потянул Мидж себе на грудь; она, смеясь, боролась. — Нет, ты спустись вниз и посмотри! — Наконец вырвавшись, она схватила со стула мой халат, швырнула мне и стянула одеяло. Я свесил ноги с кровати и просунул руки в рукава халата. — Может быть, ты скажешь, отчего такое волнение? — ворчал я, но притворно. — Сам увидишь. Мидж смеялась и тормошила меня, тащила от кровати к двери. Белая ночная рубашка на ней (одна из моих старых футболок с закатанными рукавами) свободно колыхалась вокруг голых ног — приятный вид, когда только откроешь глаза утром. — Снова хороший день, — заключил я, когда мы проходили мимо окна. Наши дружелюбные соседи-птички сообщили о своем присутствии. — Здесь каждый день хороший. Прожив здесь всего два дня, я не видел достаточных оснований для такого утверждения, но позволил протащить себя к лестнице. — О, Гаджен, тут нужно быть помилосерднее! Ковровая дорожка, что мы постелили довъезда, ощущалась мягко и упруго под босыми ногами, но доски под ней были твердыми и крепкими. О'Мэлли ничего не упустил. Мы добрались до кухни-столовой, и Мидж отошла в сторону, махнув мне рукой. Засунув руки в карманы, я стоял, чего-то ожидая. Кухня казалась мне такой же, как раньше. Я уже повернулся к Мидж, чтобы что-то сказать ей, но тут услышал хлопанье крыльев и подскочил от неожиданности. Птица перелетела через комнату, опустилась на буфет и что-то прочирикала — то ли приветствие, то ли предостережение, не знаю. — Как она сюда попала? Я уже заметил, что все окна оставались закрытыми. — Это же тот дрозд, болван! Который вчера сломал себе крыло! Я разинул рот на нее, потом на дрозда. Тот весело скакал по буфету, а потом снова взлетел, чтобы усесться на окно. — Невозможно, Мидж! Это не может быть тот же самый. Мидж рассмеялась, радуясь моей недоверчивости. — Проверь коробку. Ты никого там не найдешь. — Но это невозможно, — повторил я и в самом деле подошел к стоящей в углу картонной коробке. Дрозд-деряба перелетел с окна на стол, где были рассыпаны хлебные крошки — вероятно, их специально рассыпала Мидж, — и стал клевать. С аппетитом у него было все в порядке, как и с крылом. — Мидж, — предупредил я, — не морочь мне голову. Это один из твоих друзей снаружи? — Честное слово, Майк, это та же самая птичка. Ну разве не фантастика! — Не верю. — Я покачал головой, наблюдая за дроздом и по-прежнему подозревая, что меня дурачат. — Крыло никак — никак — не могло поправиться за ночь, Мидж. И к тому же оно было так переломано, что я думал, птичка к утру умрет. — Ты ошибся. Мидж подошла к столу, и наш окрепший друг бросил клевать и посмотрел на нее. Она взяла крошку и протянула на ладони ему. К моему удивлению, птичка склевала корм прямо из рук, не выказав ни малейшего страха. Две птички одной породы ничем не отличаются друг от друга, и я не мог сказать, наш это пациент или нет. Но вопрос оставался: если это не наш дрозд, то где же наш, раненый? И тут я заметил, что одно его крылышко помято и в нем недостает перышек. Во мне что-то похолодело. Теперь я был убежден. Это несомненно был тот, первый, дрозд, но его замечательное выздоровление не укладывалось в голове. Конечно же, или вчера он был не так уж изранен... или что? Наверное, тогда-то мои подспудные тревоги насчет Грэмери начали переходить на более осознанный уровень. Ничего определенного, просто смутное беспокойство насчет странных явлений, ничего такого, что я бы мог ухватить и сказать: «Ага! А вот это уже чудеса!» Если бы что-то было плохо или хотя бы совершенно необъяснимо, то я бы хоть чуть-чуть встревожился. Но вполне могло оказаться, что птичка накануне вывихнула крыло, а за ночь оно вправилось (и снова привычное рационализирование того, в чем не было ничего рационального). А все остальное — да что остальное-то? Хорошая музыка, роскошная любовь (истинные воспоминания о переживаниях предыдущей ночи уже померкли), трещина в камне, которая никогда и не была трещиной? Мы влюблены, а это наш первый настоящий дом. Изогнутые стены круглой комнаты ловили солнечные лучи и буквально дышали безмятежной теплотой. Там действительно было нечто большее, чем солнце. И все же, все же... Дрозд уже уселся Мидж на руку и счастливо заливался. Мои сомнения отступили, когда меня коснулась ее радость. С лучащимися от возбуждения глазами Мидж ласково говорила с крохотным созданием, которое по-своему отвечало ей. Она медленно подняла руку, чтобы дрозд оказался на уровне лица, и тихонько дунула на него, так что перышки чуть-чуть встопорщились, и птичка моргнула. Я зачарованно смотрел, как Мидж, бесшумно ступая босыми ногами по каменным плиткам, плавно прошла к двери, потом повернулась ко мне и шепнула: — Майк... Так же осторожно я подошел к двери и отодвинул засов, стараясь производить как можно меньше шума. Птичка словно не замечала меня. Повернув ключ в замке, я тихо приоткрыл дверь, и Мидж вышла на крыльцо. Высоко подняв руку, она сказала: — Улетай. Найди свою семью и передай им от меня привет. Дрозд как будто не хотел улетать, но Мидж резко опустила руку, так что птичка замахала крылышками и вспорхнула Она взлетела над садом, неистово крича и кружась вокруг головы Мидж. Дрозд пронесся над цветочными клумбами, потом снова взмыл ввысь, направляясь обратно в лес. Мидж в восторге захлопала в ладоши, а я стоял рядом на ступеньке, обняв ее рукой за плечи, и с натянутой улыбкой подбадривал птичку. Когда дрозд улетел, я крепко прижал Мидж к себе и взъерошил ей волосы. — Как ты это сделала? — Он сам решил забраться мне на руку. — Я имел в виду его крыло... Все так же сияя глазами, она покачала головой. — Он сам вылечился. Это было его собственное волшебство. Снова «волшебство»; уже второй раз с тех пор, как мы въехали сюда, Мидж бессознательно употребила это слово. Я открыл рот, собираясь что-то сказать, но крыльцо вдруг окружили другие птицы, и все они шумно требовали завтрака. Мы бросились внутрь, подальше от галдежа, Мидж схватила со стола завернутую разрезанную буханку хлеба и вытащила побольше ломтей. — Ладно, ребята, — крикнула она, возвращаясь к двери, — здесь хватит на всех, так что первыми — самые маленькие. Они отказались выстроиться в очередь, но даже самые крошечные воробышки не робели перед большими и важными птицами, они все вместе сбились в путаницу перьев и щебетания и проворно сновали в толчее с добычей в клювиках. Я оставил Мидж кормить стаю и поднялся по лестнице, собираясь побриться, но из головы не выходило чудесное исцеление. Крыло вправилось само, другого объяснения не было. Через десять минут я снова спустился на кухню, на столе меня ждали мюсли и поджаренный хлеб, а также крепкий кофе, и в аккуратной вазе стояла одинокая роза, только что срезанная в саду, чтобы оживить утренний натюрморт. Но значительно лучше обстановку оживляло сияющее лицо Мидж. |