Онлайн книга «Миф об идеальном мужчине»
|
– И как обычно, нет только одного Ларионова, – с сочувствием произнесла Таня. – Ясненько. – Танька, – сказала Клавдия, стараясь быть как можно более убедительной, – то, что ты меня тогда застукала в ванной, не дает тебе никакого права надо мной издеваться. Я его люблю с двадцати лет. И дальше любить буду. – Ну и дура, – ответила Таня с тем же глубоким сочувствием, и до Клавдиного дома они промолчали. – Спасибо, – сказала Клавдия, выбираясь на холод из теплого салона “девятки”. – Звони мне завтра, как только что-нибудь узнаешь, – приказала Таня. – А если я раньше узнаю, я тебе сама позвоню. А может, договорюсь с Андрюхой, и мы к нему опять вечерком подъедем. – А как же Павлов? – развеселилась Клавдия. – Он два вечера подряд без тебя переживет? – Переживет! – уверенно сказала Таня и потянулась поцеловать Клавдию в щеку, покрасневшую то ли от перспективы завтра снова встретиться с Андреем, то ли от наклонного положения. – Пока! – Пока, Танюш! Клавдия проводила глазами “девятку”. Выезжая со двора, она приветливо подмигнула красными, как угольки, тормозными фонарями и неспешно свернула за угол. Клавдия зачем-то помахала рукой и вошла в подъезд. Потом она так и не могла как следует вспомнить, что именно случилось. Она поднималась по лестнице, думала об Андрее и о своем соглядатае, который сегодня почему-то не болтался у подъезда, и о горячей ванне, и о завтрашней работе. Ни о чем и обо всем сразу. И свет в подъезде горел, и из-за тонких “бумажных” дверей слышны были голоса и привычное вечернее кваканье телевизоров – у всех одинаковое… Она не слышала ни шума шагов, ни хлопанья неугомонной подъездной двери, не чувствовала никакой опасности. Только вдруг цементная, давно не мытая лестница ушла у нее из-под ног, и, не понимая, что происходит, она почему-то с силой ударилась о стену. Звук был глухой, как от мешка с тряпками. “Неужели это я так долбанулась?” – смутно подумала Клавдия. Что-то сильно дернуло ее за руку, вывернуло кисть, она отлепилась от стены, падая головой вперед, приземлилась на колени и взвыла от боли. Неловко повернувшись, Клавдия плюхнулась на ступеньку и осознала, что она в подъезде одна, а от ее сумки остался только драный коричневый ремешок, намотанный ради предосторожности на руку. У нее отняли сумку. Не помогли никакие предосторожности. Коленка болела ужасно, и кисть, кажется, была вывихнута. Она баюкала кисть другой рукой и твердила сама себе: – Вот гады… Господи, какие гады… Ну какие же гады, господи… И главное, в сумке-то ничего нет! А что там у нее в сумке? Вспомнить бы… Да, кошелек. В кошельке рублей тридцать. Проездной. Ах черт, проездной на месяц. Месяц ведь только начинается! Почему она не забыла этот дурацкий проездной в кармане, после того как предъявила контролерше в метро! Нет, дурацкая аккуратность – все должно быть по своим местам. По полочкам. По кошелечкам. По отделеньицам. Идиотка. Очки. Три ручки. Записная книжка и всякая бумажная ветошь, которую она по привычке таскала с собой. Паспорт дома, это точно. Ключи… Похолодев, Клавдия здоровой рукой обшарила карманы. До правого добраться было очень трудно, и она стремительно поднялась со ступеньки, на которой сидела, переживая свое несчастье. Да где же они, черт их возьми! Тоже украли?! Это совсем плохо. Это ужасно. Как она попадет в квартиру? Где будет ночевать? Что теперь делать с замком – сию секунду менять или дожидаться вора?! о этот патетический момент ключи нашлись. Клавдия с шумом выдохнула, задержав в легких воздух, и поплелась дальше, здоровой рукой придерживая в кармане ключ. Она открыла дверь, зажгла в квартире свет, заперлась на замок и на цепочку и прислонилась лбом к стене. Ей было очень обидно и жалко эту древнюю сумку, которую по-хорошему давно надо было бы выбросить в помойку, и хотелось поймать и отколошматить мерзавцев, которые вырывают сумки у усталых женщин, возвращающихся вечером домой. И еще эта рука проклятая… Ну как она завтра будет работать? Как?! И еще проездной… Слеза капнула ей на ботинок. И это крошечное соленое озерцо, растекшееся по ботинку, стало последней каплей. И первой. Клавдия зарыдала, слезы полились градом, и их пришлось вытирать воротником. Воротник был ворсистый и жесткий, щеки сразу стали гореть и противно чесаться. – Ну что же это за жизнь, – говорила она сама себе и даже подвывала от горя. – Ну когда же это все кончится… Ну так же совсем невозможно… Вот сволочи, а? Надо же быть таким сволочам… В дверь позвонили, и это было так неожиданно, что Клавдия поперхнулась слезами и соплями. Кашляя, она не могла произнести ни слова, с ужасом глядя на дверь. К ней никто не мог прийти. Это было абсолютно исключено. Это бандиты, отнявшие у нее сумку, вернулись за ней самой. – Клава! – закричали на лестнице. – Ты чего не открываешь-то? Это я, тетя Маша! Тетей Машей звали соседку. Кашляя, Клавдия сняла цепочку и повернула замок. Ей не хотелось видеть никаких соседей, но она знала, что ее трубный кашель давно уже оповестил тетю Машу, что она дома, и не открыть было невозможно. – Что у тебя делается-то? – заговорила тетя Маша в до конца не открытую дверь. – Ты никак заболела? – Нет, теть Маш, – справляясь с собой, хрипло сказала Клавдия. – Я просто так расстроилась. У меня, знаете… Дверь наконец открылась, и Клавдия увидела свою сумку, аккуратно стоящую в проеме. – А-а… а-а… – протянула она неуверенно, во все глаза глядя на сумку. – Где вы ее нашли, тетя Маша? Соседка острыми глазками шарила по физиономии Клавдии, надеясь высмотреть там что-нибудь особенное. Например, что она пьяна. Или привела к себе мужчину. Все они теперь такие. С виду тихие да порядочные, а на самом деле… И мужчин водят, и пьют, и курят, и нюхают… – А ты что, потеряла ее, что ли? – спросила соседка, и Клавдия прямо-таки кожей почувствовала ее неутоленное, истовое любопытство. – Да у меня ее отняли две минуты назад! – выпалила Клавдия и тут же пожалела об этом. |