Книга Мой генерал, страница 49 – Татьяна Устинова

Поминутно оглядываясь и обливаясь потом, молча, они проворно, как кошки, полезли по прутьям наверх.

Сердце разрывалось в горле. Еще чуть-чуть, и разорвется совсем. И ни один врач, пусть даже Елена Малышева, не сможет заново сшить его!

— Что здесь происходит? Черт возьми, что это такое?!

Марина перенесла ногу через верхнюю перекладину и посмотрела вниз. Под воротами, вытаращив глаза и задрав голову, стоял Федор Федорович Тучков Четвертый.

— Федор, что там такое?! — изумленно спросили с корта.

Он на секунду оглянулся, ничего не сказал и опять повернулся к сетке, на которой застряла Марина. Юля спрыгнула, а Марина застряла.

Что-то случилось с ней в тот момент, когда она его увидела — кепка козырьком назад, шорты, майка, на лице несказанное изумление. Оно было больше лица, не помещалось на нем.

— Марина, черт тебя побери, что ты делаешь?! Юля, что случилось?!

— Ни… ничего, — тяжело дыша, выговорила спрыгнувшая на асфальт Юля. — Мы просто бежали… на время… а… потом… испугались…

Выговорив, она наклонилась вперед и уперлась ладонями в колени, как будто не могла больше стоять прямо, а Марина поняла, что с этих самых ворот слезть никогда не сможет.

Ни-ког-да. Никогда.

— Куда вы бежали?! Что значит — на время?! Вы что?! Бредите?! Марина, слезай немедленно! Сейчас же! Слезай, кому я говорю!

Марина закрыла глаза и из последних сил уцепилась пальцами за рифленый чугунный прут. В голове шумело, во рту было так сухо, как будто она неделю провела в пустыне, и что-то текло по боку, но, кажется, не вода.

— Марина!

— Я не могу, — пробормотала она и услышала себя как будто со стороны. — Я не могу слезть… Никак не могу.

К Федору подошел еще кто-то, задрал голову и тоже стал смотреть. Марине внезапно стало очень больно, так больно, что пресеклось дыхание, и больно было везде, и в пальцах, и в животе, и в боку, по которому все что-то текло.

— Так, все ясно.

Это Федор сказал. Марина не открыла глаз, потому что знала — как только она их откроет, ее вырвет.

Что-то сильно грохнуло об асфальт, ворота затряслись, и она еще подумала, что Тучков Четвертый решил стряхнуть ее на землю, как грушу. Мысли были медленные и холодные, как мельничные жернова.

— Марина.

И внутри тоже было холодно. Наверное, пока она сидела на воротах, началась зима.

— Марина, открой глаза и посмотри на меня. Давай. Открывай.

Он же не знал, что она не может открыть глаза!

— Марина.

— Федор Федорович, помочь?

— Марина.

Будь что будет! Она открыла глаза, и странно расплывающееся зрение не сразу сфокусировалось на кепке Тучкова Четвертого, которая оказалась почему-то очень близко.

— Хорошо. Теперь давай руку. Давай мне руку.

Какую руку? Марина понятия не имела, где у нее эта самая рука.

Тогда он сам неизвестно как отцепил ее намертво прикипевшую к чугунному пруту руку, а потом вторую, и она стала стремительно съезжать вниз, но почему-то не упала, кто-то ее подхватил, поддержал, и оказалось, что это Федор.

— Что случилось, я не понял?!

— Мы бежали и упали. — Это сказала Юля. Голоса доносились к Марине издалека и с некоторым опозданием.

— Куда вы бежали?!

— По лесу.

Тогда Федор Тучков отчетливо выговорил:

— Идиотки.

И они куда-то пошли. Шли довольно долго и тяжело, с каждой минутой становилось все тяжелее, как полякам, увлекаемым в болото Иваном Сусаниным. А потом пришли и оказались в совершенно незнакомом месте. Чем-то оно напоминало Маринин санаторный номер, но это был точно не он.

— Где ты так разодрала бок?! Ты что? Куда тебя несло?! Зачем?!

— Я спасалась. — Зубы стучали сами по себе, словно это были не ее зубы.

— От кого, черт возьми?!

— От Павлика. Он хотел меня застрелить из пистолета.

Теплая жесткая ладонь — Марина отлично помнила желтые бугорки мозолей — легла на ее холодный лоб.

— Почему он хотел тебя застрелить?

— Потому что я его видела в беседке.

— Что он там делал?

На этот простой вопрос она не могла ответить.

— Он там… стоял.

— Ясно. Снимай майку.

Марина послушно сняла ее.

— А это что?

— Где?

— Вот это все.

Марина скосила глаза вниз. На коже были неровные красные бугристые вздутия — много.

— А, это крапива.

— Ты что, валялась в крапиве?

— Н-нет. Я сквозь нее лезла.

— Куда?

— В беседку.

— Боже, помоги мне, — вдруг сквозь зубы попросил Федор Тучков. — В какую беседку?

— В еловой аллее есть беседка. Туда зашел Павлик. Мы с Юлей решили подкрасться и посмотреть, что он там делает. Он нас заметил и погнался. Мы… еле успели убежать. У него был пистолет. Я думала, он меня убьет, это он тут всех убивает…

— Кого — всех?

— Людей.

— Вадим упал с лошади.

— Зойка сказала, что просто так лошадь никого сбросить не может. Это еще нужно проверить, сам он упал или ему кто-то помог.

— Какая Зойка?

— С конюшни.

— Держи руку и не прижимай ее к боку.

— Почему?

— Потому.

Никогда в жизни профессора Марины Евгеньевны Корсунской не было человека, который на вопрос «почему?» мог ответить «потому». Впрочем, Федора Тучкова она тоже сегодня исключила из своей жизни навсегда.

Что-то зашуршало, звякнуло и полилось. Держать руку на весу было трудно.

— Положи вот так. Только к боку не прижимай.

Откуда он узнал, что ей трудно?