Онлайн книга «Про людей и звеzдей»
|
Габаритов сел за свой стол и, не мигая, уставился Уле куда-то в область пупка. Асеева машинально глянула вниз. Из-под короткой и узкой кофтенки виднелся ее рыхловатый живот с пирсинговой сережкой в виде веточки черемухи (цветочки – маленькие бриллиантики, а единственный листик – изумрудик). Подняла глаза выше, заглянула в декольте. Все в порядке: верхняя пуговица кофточки расстегнута, роскошный бюстик выглядывает на два пальца. Ничего предосудительного, она всегда так носит, считает, очень сексуально. А босс все молчал. Когда гробовое молчание стало невыносимым и от напряжения Асеева готова была ляпнуть что угодно, ну хоть про погоду за окном или что у шефа в кабинете секретарша давно цветы не поливала, Габаритов заговорил: – Ты, Асеева, у нас что закончила? От неожиданности Уля даже не поняла вопроса. – Я что… Что я сделала? – Закончила ты у нас что, спрашиваю… – Так вы же знаете, Алиджан Абдуллаевич… Школу среднюю… Без троек. С пятерками и четверками… – А папа с мамой у тебя кто? Известные, наверное, во всей России люди? Папа – политик или олигарх, а мама художница? Или поэтесса? – миролюбиво продолжал шеф. Уля вконец растерялась. Чего он спрашивает: знает ведь ее биографию, как свою собственную. Но все же ответила: – Папа был инженером, но пять лет назад его сократили, теперь дома сидит, пенсии дожидается, а мама уборщицей в Доме культуры работает. – Ну хоть школа-то, которую ты на четверки-пятерки закончила, не простая, а какой-нибудь колледж при Сорбонне или Кембридже? – не унимался босс. А Уля все никак не могла взять в толк, куда он клонит. – Да нет, обычная школа у нас, в Завилюйске. – Значит, папа с мамой у тебя простые работяги, а за плечами обычная школа в замухрайском Зафиздюйске – и все? – делано удивился Габаритов. – Ну еще два курса заочно в полиграфическом проучилась, но вы же сами сказали, что отпускать меня на сессию два раза в год – слишком жирно… – Так, значит, это я виноват, что ты такая безмозглая идиотка?!! – сорвался на визг Габаритов. – А что я такого… – А такого, что никто не позволял тебе, шлюхе из Зафиздюйска, оскорблять людей другой национальности! Корчишь из себя столичную штучку, а сама только вчера в резиновых галошах в деревянный нужник через весь двор срать бегала! – У нас в Завилюйске квартира с удобствами, – зачем-то уточнила Уля. – Да ты что?! Может, у вас там еще и библиотека есть? – Есть. – Ну так вот: сейчас ты собираешь свои манатки и катишься в Зафиздюйск читать в библиотеке Толстого и Горького с Чеховым, будешь учиться у них широте взглядов и уважению к другим людям. Вон отсюда! Уля не спеша развернулась и пошла в свой кабинет. Там она села за стол и лениво подумала: «Ну и что ты, Асеева, теперь будешь делать?» Переживать, корить себя сил не оставалось – большую их часть она истратила на утренней летучке, а остаток израсходовала на перепалку с Дуговской. «А может, и вправду бросить тут все, послать Габаритова и уехать в Завилюйск: пойду там работать в местную газету, научу их настоящей журналистике, и уж там-то никто меня оскорблять не будет, наоборот, станут на руках носить, пылинки сдувать», – пришла в голову Ули шальная мысль. Как пришла, так и ушла. Зачем заниматься самообманом? Из Москвы она не уедет, даже если ей скажут: в глухой провинции ты проживешь сто лет, а в столице не дотянешь и до сорока. За пять лет Москва с ее ночными тусовками, бутиками, ресторанами стала единственно возможной средой обитания для девочки с периферии Ули Асеевой. Пойти покаяться, что ли? Сказать, что ляпнула, не подумав, и уж ни в коем случае не хотела оскорбить его, Алиджана Абдуллаевича, который, как известно, родился в маленьком горном селении, в семье пастуха и доярки. Насвистеть, что, как и любимый шеф, она гордится своими рабоче-крестьянскими корнями. А за «черножопого» извиняться или нет? А вдруг он этого не слышал? Тогда себя, идиотку, только еще больше подставишь… – Да не пойду я никуда! – зло прошептала Уля. – Хрен он меня уволит! И так в газете работать некому: вон уже с улицы первых попавшихся берет, а тех, кого когда-то выгнал или сами от его самодурства сбежали, уговаривает вернуться, сумасшедшие зарплаты предлагает… Окончательно успокоившись, Уля поправила макияж, взяла сумочку и, фальшиво напевая песенку из репертуара Вити Силана, направилась к выходу. По пути заглянула за перегородку, где сидели ее подчиненные: Алевтина Белова и Галя Сомова. Вид у обеих был испуганный. Адресованный их начальнице вопль Габаритова: «Вон отсюда!» – слышала вся редакция. – Кто будет спрашивать: я у Хиткорова на съемках нового клипа, – оповестила корреспонденток Асеева. Те смотрели на нее, не мигая и приоткрыв рты. – Чего уставились? Пашите, дармоедки! Приеду – прочитаю вашу бредятину. Слова «дармоедки» и «бредятина» несказанно воодушевили Алю с Галей, и они тут же со скоростью звука принялись стучать по клавиатурам. Раз Асеева командует, да еще и употребляя заимствованные из лексикона Габаритова определения, значит, все в порядке, все идет своим чередом, а устроенная главным боссом шефине выволочка – не больше чем очередная профилактическая промывка мозгов. «Милые бранятся, только тешатся», – переглянулись между собой Аля с Галей. Дождались, когда стихнут Улины шаги по коридору, вытащили из сумочек сигареты и отправились в курилку. Они не то что любили Улю и боялись потерять ее в виде начальницы, нет. Они ее ненавидели. За хамство, высокомерие, обыкновение собственные проколы сваливать на их бедные головы, за манеру, пригласив посидеть в кафе, никогда не платить даже за себя. Да мало ли… Но к выходкам Асеевой они уже привыкли, приноровились, знали, как обмануть, как вывернуться. Придет кто-то другой, начнет набирать очки, выслуживаясь перед начальством. Он или она будет набирать очки, а жопы, извините за выражение, будут трещать у подчиненных. Приняв картинную позу – вытянутая вверх рука опирается о косяк, ноги скрещены, – Уля замерла в дверях фотоотдела. Пару секунд позволила себе покайфовать от реакции на ее прелести мальчишки-стажера. «Сейчас его серые глазенки мне прямо между грудей закатятся», – довольно ухмыльнулась про себя Уля и величаво повернула голову влево, где за ноутбуком сидел Робеспьер Булкин, гениальный папарацци и неизменный соратник Асеевой по загранкомандировкам. – Ро-о-обик, ну долго я буду тебя ждать? – капризно протянула Уля. – Поехали уже! – Мне еще десять минут надо, – не отрываясь от монитора, где мелькали кадры с костлявыми девицами в нижнем белье, ответил Робик. – Сейчас фотки со вчерашнего дефиле на верстку сброшу… Блин, ни одной симпатичной модельки, только крокодилы, а шеф велел на седьмую полосу красотку отобрать, чтоб крупняк поставить. |