Онлайн книга «Философ»
|
– Я… Не знаю, что и сказать. – Ты не знаешь, что сказать? – Ну… – Скажи, что тебе очень жаль. – Я… – Скажи, что ты счастлив. – Я… Ну да, просто я немного удивился. – Ради бога, я же ничего не планировала, – сказала она, подняв голос, чтобы перекрыть рев объявления о посадке. – Я знаю… – Не думай, что мне это далось легко и весело. – Знаю. Прости. Она снова заплакала. – Мина… – Я думала, ты обрадуешься. – Так и есть. – По твоему голосу этого не скажешь. – Просто я удивился. Это ты и слышишь. Но, но… но это приятное удивление. У меня начало стучать в правом виске, воздух на кухне словно бы вспенился. Я сильно потряс головой, чтобы очистить поле зрения. – Вот представь, у тебя день рождения, приносят огромный торт, и вдруг из него кто-то выскакивает. Ты удивляешься, но, как только проходит первое потрясение, – кружащаяся боль, я снова потряс головой, – твое удивление становится радостным. Понимаешь? Послушай: я счастлив. Ты слышишь это? – Нет. – Ну вот такой у меня голос, когда я счастлив. Очень, очень счастлив. Молчание. – Алло? – сказал я. – Да. – Она снова высморкалась. – Мать уже поняла – что-то не так, еще когда кулон увидела. Я ощутил и подташнивание, и радость, в равных долях. – Ты его носила? – Конечно, не носила. Она обыскала мой комод. – Ты шутишь. – Нисколько. – Это же нелепо. – Ага. – Ты взрослая женщина. – Ее это никогда не останавливало. Что тебя изумляет? Я же рассказывала тебе, что такое наша семья. Одурело покачивая головой вперед-назад, я пробормотал: – Представляю себе… – Так или иначе, она оказалась права, разве нет? У меня было что скрывать, и мать это нашла. Где-то за этими словами сквозило, почувствовал я, обвинение: это же я подвел ее под удар. И вот пожалуйста – она уже плачет мне в жилетку. Весь сценарий сильно отдавал Ясминой, но был слишком хитроумным, чтобы мой мозг, на девяносто восемь процентов занятый совсем другими параноидальными мыслями, смог бы сразу его распутать. Тут я услышал, что она уже успела перейти к своим родителям. – Я уверен, если ты объяснишь им, что… – начал я. Она прервала меня нетерпеливым восклицанием: – Ты не слышал, что я сказала? – Э-э… – Меня изгнали из семьи. Годится? Теперь до тебя дошло? Ты понял? – Уверен, это не может быть правдой. – Какая разница, правда – не правда. Важно, что она это сказала. Молчание. Скрежещущий голос объявил о начале посадки на рейс номер три до Бостона. – Это мой, – сказала Ясмина. – Поспи как следует, и тебе станет лучше, – сказал я скорее себе, чем ей. Она шмыгнула носом: – Как скажешь. – Ну ладно, – сказал я. – Тебе надо отдохнуть. Скоро увидимся. – Подожди… Джозеф? Молчание. – Можно я у тебя заночую? – спросила она. Немыслимо. Я не мог пустить ее к себе, дом еще нужно было чистить да чистить. К тому же ко мне теперь полицейские на чашку чая заскакивают. А в углу моего кабинета стоит свернутый, весь в пятнах крови, ковер. Нет, немыслимо. Единственный вопрос: как сказать ей об этом, чтобы она не взорвалась? – Пожалуйста, – попросила она. – Я не смогу сидеть одна в моей квартире. – Конечно, – промямлил я. – Спасибо, – сказала Ясмина. – Ты даже не представляешь, как я тебе благодарна. Я предложил встретить ее в «Логане». – Нет-нет. Время слишком раннее. Я возьму такси. – Ты помнишь, как ехать? – По-моему, да. – Дом сорок девять. В конце квартала. – Я помню. – Я оставлю на веранде свет. – Хорошо, – сказала она. – Спасибо. Я ничего не ответил. – Прости, я понимаю, какая это рань. – Я не засну, – пообещал я. Она никогда не путешествовала налегке, Ясмина, и я, с трудом затаскивая ее сумки на веранду, старался не показать, что спина у меня разламывается. Прошлым вечером я перетрудил ее. Машину арендовать я не мог – в девять вечера в Бостоне все уже закрыто, – пришлось тащить библиотечный ковер на своем горбу, сотню тяжеленных, раскачивавшихся фунтов ковра, – пошатываясь, оскальзываясь, падая, поднимаясь, опять пошатываясь, и все это при двадцати градусах мороза. Мне удалось одолеть около двух миль, добраться до незастроенного участка рядом с Музеем науки, там я свалил с себя проклятую тяжесть и захромал домой, пропитанный потом, трясущийся, и все во мне ныло, от киля до клотика, а утешался я только одним: час поздний, свидетелей мало. – Мне так жаль, – повторяла и повторяла Ясмина. Я попросил ее перестать извиняться. – Мне правда жаль. – Все в порядке. – Со мной столько хлопот. – Ничего подобного. – Прости. – Все в порядке. – Правда, прости. – Да все в порядке, Ясмина. Я заволок ее сумки на второй этаж. А обернувшись, увидел, что она приближается ко мне, протянув перед собой руку. – Ты что, подрался? – Ха-ха, – отозвался я и еще раз уклонился от ее прикосновения. – Бог с тобой. Просто оступился. – Судя по царапинам, тебе должно быть больно. – Ничего страшного. Ты, наверное, проголодалась. Она сидела за кухонным столом, грея ладони о чашку чая. – Ты не мог бы закрыть окно? – попросила она. Я подчинился. – Спасибо… Тебе разве не холодно, когда оно открыто? – Тут бывает душно. – У меня пар изо рта валит, – сказала она. Мне-то, честно говоря, все еще было жарко, но я хотел устроить ее настолько уютно, чтобы она не заметила, насколько неуютно чувствую себя в ее присутствии я. И я предложил поджарить ей тост. – Буду рада, спасибо. – Скажи как положено. |