Онлайн книга «Философ»
|
– Прошу прощения? – Как давно вы ее уволили? – Ну, я бы не сказал именно так – уво… не в этом дело. Причина в деньгах, понимаете, и… Недель шесть назад, может быть, семь. – То есть она здесь не бывала. – Последнее время – нет. По-моему. Молчание. – Вы как? – спросил я. – Они нашли ее машину, – сказал он. Четвертая ветка. – О нет. Ох, но это же… это… Так вы, насколько я понимаю, обратились в полицию? – Они ищут ее. – Понятно. Но куда она могла уехать, вы не знаете. – Нет, – ответил он. – А вы? В моей правой глазнице забился пульс. Лицо его стало мерцать, расплываться. – Откуда же мне знать? – Может, она сказала что-то, когда была у вас в последний раз. – Нет, – ответил я. – Вернее, не знаю. Если и сказала, я это уже забыл. – Ладно, – произнес он. Молчание. – Такая хорошая была женщина, – сказал я. – Возможно, она еще жива. – Ну конечно. Уверен в этом. То есть надеюсь. Он промолчал. – Простите, – сказал я. – Я не хотел… простите. Меня все услышанное от вас так поразило. Надеюсь, с ней все хорошо. Уверен, она еще вернется. Вам больше ничего не известно? – Нет. – Ладно. Прошу вас, если потребуется моя помощь, сообщите мне. – Вы дадите мне ваш телефон? – спросил он. – Ну… э-э, конечно. Конечно. – Я сунул руку в карман, вытащил старый чек продуктового магазина. – Я, э-э, у меня, по-моему, нечем… Он протянул мне ручку. – Спасибо. – Я пристроил чек себе на бедро, записал номер. – Прошу вас, если что-то выяснится, дайте мне знать. Он коротко кивнул. Я отдал ему чек, на прощание поднял перед собой руку: – Берегите себя. – Моя ручка, – сказал он. Ручка была шариковая, дешевая, с такими обычно расстаются без сожалений. Просьба вернуть ее показалась мне предъявлением обвинения. Когда он получил ее назад, по лицу его пронеслось мгновенное подобие улыбки. Пронеслось и исчезло. Он развернулся и ушел, ни разу не оглянувшись. – Ну что, похоже, все прошло неплохо? – М-м? – Я говорю, все прошло хорошо? – Что именно? Ясмина оглянулась на меня через плечо: – Твоя встреча с Линдой. – А, ну да. – Перед моим мысленным взором все еще стояла его улыбочка, то, как она вспыхнула и погасла, точно перегоревшая лампочка. – Вроде бы все нормально. – Ты все же особенно не радуйся, – покачивая головой, сказала Ясмина. Она в последний раз помешала что-то в кастрюльке, накрыла ее крышкой, убавила жар. – Это должно полчаса покипеть на медленном огне. – Ладно. – Если ты голоден, я приготовила хумус. – Спасибо. Она повернулась ко мне, вытирая руки полотенцем: – Милый? – М-м-м? – Все хорошо? Нет. – Да. – Ладно. Уверен? – Конечно, уверен. – Я помолчал. – Просто думаю обо всем, что мне еще нужно сделать. – Ты очень много работаешь. И явно устаешь. – Есть немного. – Может… – начала она. Я взглянул ей в лицо. Она прикусила губу. – Может, покажешься врачу? Молчание. – Зачем? – спросил я. – Ну, не знаю, может быть, он тебе снотворное какое-то даст. – Я и так хорошо сплю. – Этой ночью ты так метался во сне, что мне пришлось тебя разбудить. Я промолчал. – Тебе что-то плохое снилось? Молчание. – Не помню. – Наверняка что-то плохое. – Она протянула руку к упаковке кускуса. – Ты все бормотал, бормотал. – Вот как?.. Она кивнула, читая написанное на коробке. – И что я говорил? – Да ничего, per se. «Бормотал» не совсем точное слово. Пожалуй, напевал. Комната вогнулась вовнутрь, как будто великанский палец надавил на поверхность реальности. – Напевал, – хрипло повторил я. – Угу. – Что напевал? – Трудно сказать, – улыбнулась она. – Ты сильно фальшивил. – Извини. – Да ну, что ты. У меня же есть ушные затычки. Но раньше ты всегда спал как убитый. Я сказал: – Думаю, это напряжение сказывается. – Плохо. Я могу чем-то помочь? Я покачал головой – движение это показалось мне несоразмерно размашистым, корявым и, прежде всего, обдавшим меня странным жаром. Комната все еще оставалась – в моем поле зрения, – подернутой зыбью, голова начинала кружиться, почти как у пьяного. – Я посижу немного в гостиной, – сказал я. Ясмина молча смотрела на меня. – Это плита, – сказал я. – Из-за нее тут всегда душно становится. Не дожидаясь ее ответа, я перешел в гостиную, уселся на софу и тупо уставился в пустоту камина. Он вполне мог быть набитым горящими дровами – я почувствовал, как поясницу мою покрывает испарина, да и под мышками было совсем уже мокро, и наполовину вытянул из-под брючного ремня полу рубашки. Ступни почему-то казались распухшими, туфли словно стали малы; я сбросил их, пошевелил пальцами, но облегчения не ощутил. Головокружение усиливалось, однако теперь его сопровождало действительно неприятное ощущение, уверявшее, будто мой мозг медленно плавает несколько в стороне от черепа, отчего процесс мышления осуществляется едва ли не в футе от меня, а когда я поворачиваю голову, мозг следует за нею с задержкой… Чтобы как-то остудить скапливавшийся вокруг меня жар, я расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, закатал рукава и, наконец, выдернул рубашку из брюк и только тогда обнаружил, что Ясмина стоит в двери и наблюдает за мной. Ее окружало свечение, золотистое, искрящееся. – Милый? Я зачарованно вглядывался в нее. – Милый, ты… – Голос у нее был какой-то непривычный. – Ты пить не хочешь? – Нет, пить не хочу, – ответил я и тут же понял, что хочу, очень, что на самом-то деле меня никогда еще такая жажда не мучила. Однако мне не хотелось просить ее о чем бы то ни было, не хотелось пугать еще сильнее. Мне хотелось остаться одному, сидеть не двигаясь, пока не замедлится вращение гостиной. – Ты бы посмотрела, как там мясо, – сказал я. И обнаружил, что каждое мое слово сопровождается легким эхо. – Вдруг перекипит. |