Онлайн книга «Наши»
|
В последние годы жизни он был чуть ли не диссидентом. Но диссидентом умеренным. Власова не признавал. Солженицына уважал выборочно. Брежневу мой дядя посылал анонимные записки. Он писал их в сберегательной кассе фиолетовыми чернилами. К тому же левой рукой и печатными буквами. Записки были короткие. Например: "Куда ведешь Россию, монстр?" И подпись: "Генерал Свиридов". Или: "БАМ – это фикция!" И подпись: "Генерал Колюжный". Иногда он пользовался художественной формой: "Твои брови жаждут крови!" И подпись: "Генерал Нечипоренко"… Дядя хотел вернуться к истокам ленинизма. А я не хотел. Вот мы и ругались без конца. Уровень полемики был невысок. ~– Немецкий шпион, – говорил я о Ленине. – Святотатец и болван! – реагировал дядя уже в мой адрес. Мы затрагивали довольно узкий круг тем: суд Линча, падение нравов, вьетнамская эпопея… Мой дядя ужасно сердился: – Фашист. – кричал он иногда, – матерый власовец!.. И вдруг мой дядя умер. Вернее, тяжело заболел. И решил, что ему пора умирать. Ему было 76 лет. – Вызовите Сережу. – попросил он. Я сразу же приехал. Дядя лежал на высоких подушках, худой и бледный. Он попросил всех уйти из комнаты. – Сергей, – очень тихо произнес мой дядя, – я умираю… Я молчал. – Я не боюсь смерти, – продолжал мой дядя. Он выждал паузу и заговорил снова: – Я честно заблуждался… Мучительно переживал свои ошибки… И вот что я понял. Те святыни, под знаком которых я жил, оказались ложными… Я потерпел идейный крах… Дядя попросил воды. Я поднес чашку к его губам. – Сергей, – продолжал мой дядя, – я всегда ругал тебя. Я ругал тебя, потому что боялся. Я боялся, что тебя арестуют. Ты очень невоздержан… Я критиковал тебя, но внутренне соглашался. Ты должен меня понять. Сорок лет в этой… (тут дядя грязно выругался) партии. Шестьдесят лет в этом… (тут дядя повторил ругательство) государстве… – Успокойся, – сказал я. – … превратили меня в шлюху, – закончил дядя. Он сделал усилие и продолжал: – Ты всегда был прав. Я возражал, потому что боялся за тебя. Прости… Он заплакал. Мне стало очень жаль его. Но тут приняли медработники и увезли дядю в больницу. Моего дядю увезли в обыкновенную больницу. Тетка думала, что его увезут в Свердловскую. – Ты же старый большевик, – говорила она. – Нет, – возражал мой дядя. – я не старый большевик. – То есть как? – Старый большевик – конкретное понятие. Старый большевик – это кто вступил до тридцать пятого года. А я вступил несколько позже. Тетка не могла поверить. – Значит, ты не старый большевик?! – Нет. – Все равно, – говорила она, – может, и тебе что-нибудь полагается? – Возможно, – соглашался дядя, – возможно, и мне что-то полагается. Например, яблоко… Короче, моего дядю увезли в обыкновенную больницу. Когда его осматривал лечащий врач, дядя спросил: – Доктор, вы фронтовик? – Да, – ответил врач, – я фронтовик. – И я фронтовик, – сказал мой дядя, – ответьте честно, как фронтовик фронтовику, долго ли я пролежу в больнице? – При благоприятном ходе событий – месяц, – ответил врач. – А при неблагоприятном, – усмехнулся дядя, – значительно меньше?.. Он пролежал в больнице недели три. И его привезли домой. Я сразу же его навестил. Мой дядя казался печальным и тихим. Словно обрел какую-то высшую мудрость. Однако когда я упомянул в разговоре Че Гевару, дядя насторожился. – Авантюрист и гангстер, – сказал я. – Тунеядец и болван! – реагировал дядя. И дальше с огромным подъемом: – Укажи мне благую идею, лежащую вне коммунизма!.. Тут он неожиданно прервал свою речь. Очевидно, вспомнил наш предсмертный разговор. Виновато покосился на меня. Я промолчал. С тех пор мы часто виделись и неизменно ругались. Дядя проклинал рок-музыку, невозвращенца Барышникова и генерала Андрея Власова. Я – бесплатную медицину, "Лебединое озеро" и Феликса Дзержинского. Потом мой дядя снова заболел. – Вызовите Сережу, – попросил. Я сразу же приехал. Дядя выглядел осунувшимся и бледным. На табурете у его изголовья стояли бесчисленные флаконы. Там же интимно розовела вставная челюсть. – Сергей, – глухо произнес мой дядя. Я погладил его руку. – У меня к тебе огромная просьба. Дай слово, что выполнишь ее. Я кивнул. – Задуши меня, – попросил дядя. Я растерянно молчал. – Мне надоело жить. Я не верю. что коммунизм может быть построен в одной стране. Я скатился в болото троцкизма. – Не думай об этом, – сказал я. – Ты готов выполнить мою просьбу?.. Я вижу, ты колеблешься… Конечно, я мог бы принять двадцать таблеток снотворного. Увы, это далеко не всегда приводит к смерти… А если меня разобьет паралич? И я стану для всех еще более тяжкой обузой? Поэтому я вынужден был к тебе обратиться… – Перестань, – сказал я, – перестань… – Я отблагодарю тебя, – сказал мой дядя, – я завещаю тебе сочинения Ленина. Отнеси их в макулатуру и поменяй на "Буратино"… Но сначала задуши меня. – Перестань, – сказал я. – Кругом злоба и глупость, – сказал мой дядя, – правды нет… – Успокойся. – Знаешь, отчего я мучаюсь? – продолжал он. – Когда мы жили в Новороссийске, там был забор. Высокий коричневый забор. Я каждый день проходил мимо этого забора. А что было внутри, не знаю. Не опросил. Я не думал, что это важно… Как бессмысленно и глупо прожита жизнь! Значит, ты отказываешься? – Перестань, – сказал я. Дядя отвернулся и замолчал. Через две недели он выздоровел. И мы снова ужасно поссорились. – Болван! – кричал мой дядя. – Ты не хочешь понять! Идея коммунизма, скомпрометированная бездарными адептами, по-прежнему гениальна! Недаром коммунистическую идеологию разделяют миллионы людей!.. – Кто ее разделяет?! – говорил я.-Да ни один здравомыслящий человек!.. – Значит, не разделяют? – багровел дядя. – Не разделяют и молчат? Значит, все кругом лицемеры?!.. |