Книга Моя любимая стерва, страница 19 – Татьяна Полякова

— Не надо, Григорий, мы ведь пришли поговорить по-хорошему. Верно, Анна .Станиславовна?

— Вот уж не знаю, — пожала я плечами. — Что вы мне голову морочите? Говорите, что Трофимова посадили, а потом заявляете, что он это вовсе не он. Нельзя над людьми издеваться, сначала обнадежите, а потом…

— Ты у меня сейчас дождешься, — проворчал упитанный Григорий, поднялся, шагнул к шкафу и, ни слова не говоря, швырнул на пол вазу из чешского стекла. Между прочим, дорогую. К тому же подарок… Я нахмурилась и обратилась к его приятелю:

— Может, вы его утихомирите, или стоит позвонить 03, у меня есть знакомые, ему помогут…

— Ничего-ничего, — противно улыбнулся в ответ худосочный. — Григорий чувствует себя превосходно, просто терпеть не может, когда его не понимают.

— А-а, тогда ладно, — кивнула я, наблюдая за действиями Григория.

Он немного пошвырялся моими вещами, но я даже бровью не повела. Зато в стену постучали соседи, как видно, шум их обеспокоил, и они начали волноваться. Худосочный насторожился и сказал Григорию:

— Прекрати.

А тот огрызнулся:

— Да пошел ты… — Из чего я сделала вывод, что они партнеры на равных и особого согласия между ними нет.

— Ни к чему, чтобы кто-то вызвал милицию, — укоризненно заметил худосочный, а я добавила:

— Да, вызвать милицию в самом деле не помешало бы. Крепыш шагнул ко мне, наклонился к самому лицу и рявкнул:

— Где Трофим? Где деньги? Он их оставил тебе?

— Мне он ничего не оставлял, если хотите, я ему позвоню и спрошу про деньги, или сами спросите?

— Говори телефон, — чему-то обрадовался Гриша.

— Телефон мне, конечно, неизвестен, но узнать не трудно, через 09.

— Чей телефон? — начал хмуриться Григорий. ;

— Трофимова, — пожала я плечами. — Он вам нужен?

— Ну, все, — выдохнул крепыш и собрался примерно меня наказать, но для этого он должен был выпрямиться, что и попытался сделать. Так как до этого незваный воспитатель почти упирался носом в мой нос, а теперь слегка повернул голову, я совершенно свободно смогла ухватить его зубами за ухо, после чего он взвыл и попытался высвободиться, упершись мне в грудь руками. Это было болезненно, и, наверное, с перепугу челюсти у меня сомкнулись, точно у добермана. При всем желании я не могла их разжать. Григорий ослабил давление на мою грудь и почему-то завизжал. Я услышала злобное рычание, а потом с некоторым удивлением сообразила, что Ромео, против обыкновения, демонстрирует мужество и невероятную решимость: он больше не сидел под столом, а вцепился моему обидчику в щиколотку, тот забавно дрыгал ногой и головой одновременно, но не в такт и делал себе этим только хуже.

Худосочный кружил рядом и увещевал меня:

— Отпустите Григория, вы ему ухо откусите.

— Не могу, — промычала я.

— Я ее убью, — заорал Гриша и замахнулся кулаком, я зажмурилась в ужасе и еще теснее сцепила челюсти. — Отпусти, идиотка! — вновь перещел он на визг, а его дружок сунул мне под нос стакан воды, жалобно бормоча:

— Выпейте, выпейте воды и успокойтесь.

Успокоиться я не могла, зато подхватила вазу, которая валялась слева от кресла и почему-то не разбилась, и огрела ею Григория по голове за секунду до того мгновения, когда его кулак, нацеленный в мое ухо, мог бы в него попасть.

Григорий крякнул и обмяк, а я наконец-то смогла расцепить челюсти, Ромео отскочил в сторону и залаял, а потерявший сознание враг сполз на ковер.

Худосочный стоял, сложив ладошки на груди, и вращал глазами.

— Что же это такое? — вымолвил он.

— Это безобразие, — ответила я. — Он меня спровоцировал. А между тем мне совершенно нельзя волноваться, я очень нервная. Даже мой психиатр перестал задавать мне вопросы, когда увидел, как я реагирую на некоторые из них. Вы заметили, этот ненормальный хотел меня ударить. Немедленно вызывайте милицию.

— Не надо милиции, — ожил тип с бороденкой.

— Может, тогда «Скорую»? — предложила я. — Как считаете, он очнется?

— Думаю, да… — ответил тот с сомнением.

— У меня есть нашатырь в ванной. Надо привести вашего друга в чувство, он лежит без движений, и меня это беспокоит.

Худосочный сбегал в ванную и принес нашатырь, а я в кухне намочила полотенце холодной водой и присела рядом с Григорием. О том, чтобы переложить его на диван, не могло быть и речи, единственное, что мы сумели, это прислонить его к креслу, поудобнее пристроив голову.

На затылке у Гриши наметилась выдающихся размеров шишка, и в целом парень выглядел неважно. Я обмотала его голову полотенцем и сунула под нос пузырек с нашатырем, Григорий хрюкнул, слабо дернулся и открыл глаза. Сфокусировал зрение, наверное, увидел меня и свел глаза у переносицы с очень характерным стоном.

— Ничего, нам уже лучше, — зашептала я, радуясь, что мои труды не пропали даром, не в смысле шишки, а в смысле, что открыть глаза он все-таки смог. — Хотите воды? Нет? А чего вы хотите?

Парень сел, сорвал с головы полотенце и посмотрел на меня с большой суровостью. Его приятель сидел рядом и перемене в самочувствии Гриши как будто вовсе не обрадовался.

— Как вы меня напугали, — укоризненно покачала я головой. — Вам лучше прилечь на диван. Я заварю чаю покрепче, а на шишку надо положить старый пятачок, у меня был где-то в шкафу. Поищите, — кивнула я худосочному. — Не сидите как пень.

Он кинулся к шкафу, а Григорий, наблюдая за мной, заметно помрачнел.

— Я тебя убью, — заявил он.

— У него есть оружие? — повернулась я к худосочному.

— Нет, конечно, — обиделся он.

— Что ж вы мне тогда голову морочите?

— Я тебя убью безо всякого оружия, — заметил Гриша и поморщился, а я обрадовалась: вряд ли он сейчас способен на решительные действия.

— Помолчите немного, вам нельзя волноваться. Голову вот сюда… Так удобнее? А чаю все-таки стоит выпить. Худосочный не нашел пятачок и теперь крутился рядом.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Вячеслав.

— Очень хорошо, Славик, позаботьтесь о чае, все необходимое в кухне, а я присмотрю за Гришей, мне не нравится цвет его лица.