Онлайн книга «Ремесло»
|
Этого еще не хватало!.. Я натянул брюки и побежал к Эрику. Тот уже все знал. Он был в костюме и даже при галстуке. Мало того, успел побриться, старый щеголь… У лифта нам встретился Мокер. Ему уже тоже позвонили. Дроздов жил в соседнем крыле. Мы решили для быстроты пройти через крышу. Лева открыл нам сонный, в майке и трусах. Телефон он ночью выключает. – Куда вы его тащите? – зашумела Марина. – Бессовестные! Он и так работает круглые сутки. Вчера явился около трех часов ночи… Вернее – сегодня… Но мы уже спускались вниз. Дроздов застегивал на ходу брезентовую куртку. Решили ловить такси. До метро от нас больше километра. Машину удалось поймать только возле Квинс-бульвара. Подъехали к редакции минут через сорок. По дороге водителю нужно было заправиться. У подъезда стояли два красных фургона. Рядом курили пожарные в шлемах и болотных сапогах. Под ногами извивались черные блестящие шланги. Возле двери стоял полицейский. К нему мы и обратились. Он сказал: – Не волнуйтесь, ребята. Пожар ликвидирован. Вам повезло, что напротив бордель. Девицы работают круглые сутки. Заметили огонь и позвонили. Могли ведь и не позвонить. Работа у девчат тяжелая, однообразная. А пожар все-таки развлечение… Полицейский вызвал лифт. Держался он вполне миролюбиво. Не знаю, что тут преобладало, оптимизм или равнодушие… Помещение редакции было залито водой. В лужах плавали обгоревшие хлопья бумаги. На почерневших стенах висели обрывки проводов, Стоял отвратительный запах мокрой гари. Пластмассовый корпус наборной машины сгорел. Диван и кресла превратились в черные обуглившиеся рамы. Телефонные аппараты расплавились. Стекла были выбиты. В редакции находилось еще трое полицейских. Нас развели по углам и коротко допросили. Вернее, записали наши координаты. Помимо этого мне задали только два вопроса. Во-первых: – Занимаетесь ли вы антигосударственной деятельностью? Сначала я хотел ответить: «Неужели вы думаете, что если бы я и занимался, то…» Потом сказал: – Нет. Тогда полицейский спросил: – Как вы думаете, это поджог? Кого вы подозреваете? Кто мог это сделать? У вас есть конкуренты? Идейные противники? Я сказал: – У меня нет идейных противников. Хотя бы потому, что у меня нет идей. – Это все, – сказал полицейский, – можете идти. Мы займемся расследованием. Завтра вам надлежит явиться по такому адресу. Он протянул мне визитную карточку. Я еще раз оглядел помещение. Диван и кресла были сдвинуты. Вернее – их почерневшие останки. За диваном у окна валялся корпус рефлектора. Мои коллеги тоже освободились. Мы вышли на улицу. Пожарные сворачивали шланги. Мы решили где-то позавтракать и выпить кофе. На лбу у Баскина чернела сажа, Я хотел дать ему носовой платок. Эрик вытащил свой… Все мы были подавлены. И только Дроздов осторожно воскликнул: – Старики, а может, все это к лучшему? Давайте выйдем из пламени обновленными!.. – Уймись, – сказал ему Мокер. Мы зашли в ближайшее кафе. Что-то заказали прямо у стойки. Мокер прикурил и говорит: – А что, если все это – дело рук Боголюбова? Разве трудно нанять ему за четыреста долларов любого уголовника? Баскин перебил его: – У меня другое подозрение. Что вы думаете насчет КГБ? – Гениальная идея! – воскликнул Дроздов. – Надо сообщить об этом полиции! Не исключено, что КГБ и Боголюбов действовали совместно. Я в этом почти уверен… На сто процентов… Тогда я повернулся к Дроздову и спрашиваю: – Можешь раз в жизни быть приличным человеком? Можешь честно ответить на единственный вопрос? Ты ночевал в редакции с бабой? Дроздов как-то нелепо пригнулся. Глаза его испуганно забегали. Он произнес скороговоркой: – Что значит – ночевал? Я ушел, когда не было двух… Что тут особенного? – Значит, ты был в редакции ночью? Дроздов, потирая руки, захихикал: – При чем тут это, старик? Ну, был. Допустим, был… Все мы не ангелы… Это такая баба… Нечто фантастическое… У нее зад, как печь… – Печь? – задумчиво выговорил Баскин. – Печь?! Так значит – печь?! Его лицо выражало напряженную работу мысли. Глаза округлились. На щеках выступили багровые пятна. Наконец он воскликнул: – Ты оставил рефлектор, мерзавец! Ты кинул палку, сволочь, и удрал! Я добавил: – А над рефлектором болталась штора… – Тихо, – скачал Мокер, – официант поглядывает. – Клал я на официанта, – выкрикнул Баскин. – Задушу гада!.. Дроздов повторял: – Старички! Старички! Я был в невменяемом состоянии… Я, можно сказать, впервые полюбил… Я бешено увлекся… Баскин издал глухое рычание. Я спросил у Мокера: – Хоть компьютер-то был застрахован? – Как тебе сказать?.. В принципе.. – начал Мокер и осекся. Рычание Баскина перешло в короткий дребезжащий смешок. Тогда я сказал: – Нужно выпить. Нужно выпить. Нужно выпить. А то будут жертвы. Необходимо выпить и мирно разойтись. Хотя бы на время. Иначе я задушу Мокера, а Эрик – Левку… – Сбегать? – коротко предложил Дроздов. – Я пойду с тобой, – вызвался Мокер. Кажется, впервые он решил совершить нечто будничное и заурядное. А может, боялся с нами оставаться. Не знаю… Мы собрали по доллару. Виля с Дроздовым ушли. Говорить было не о чем. Эрик решил позвонить жене. Через минуту он вернулся и сказал: – Я пойду. Затем подозвал официанта и уплатил. Мы даже не попрощались. Я посидел минуты две и тоже решил уйти. Пить мне не стоило. В час мы должны были увидеться с Линн Фарбер… Я вышел на Бродвей. Прямо на тротуаре были разложены сумки и зонтики. Огромный негр, стоя возле ящика из-под радиолы, тасовал сверкающие глянцевые карты. Дым от уличных жаровен поднимался к небу. Из порнографических лавок доносился запах карамели. Бесчисленные транзисторы наполняли воздух пульсирующими звуками джаза. Я шел сквозь гул и крики. Я был частью толпы и все же ощущал себя посторонним. А может быть, все здесь испытывали нечто подобное? Может быть, в этом и заключается главный секрет Америки? В умении каждого быть одним из многих? И сохранять при этом то, что дорого ему одному?.. |