Онлайн книга «Волчья тень»
|
– Как это «не настоящий»? Он пожимает плечами: – Ты не поймешь. – А ты меня испытай. – Ты настоящая. Где-то там… – он неопределенно машет рукой, но я понимаю, что он имеет в виду, – у тебя есть тело, которое спит, пока ты здесь болтаешься. Ты настоящая. У тебя есть жизнь. Дух. – На мой взгляд, духа тебе не занимать, – вставляю я. Ни следа улыбки. – Меня кто-то придумал, – говорит он. – Кто? – Не знаю. Одинокий ребенок, писатель, художник – кто-то. Потом он вырос или дописал сказку, закончил картину и отпустил меня. Забыл обо мне – и вот я здесь. Не настоящий. У меня нет ничего своего, нет своего дома, и никто не знает, долго ли мне жить, пока совсем не истаю. – Ты хочешь сказать, что ты чей-то воображаемый друг? – Не знаю, – повторяет он. – Не помню. Его слова напоминают мне о нуменах Изабель – тех духах, которых она призвала откуда-то своими картинами. Картины открылись, как двери, и впустили их в наш мир, и теперь они могут жить здесь вечно, неизменными, пока целы эти картины. – Я о них слыхал, – говорит он, когда я рассказываю ему про нуменов, – но, по-моему, это другое. – А почему все-таки ты сбежал от Джолены? – спрашиваю я. – Потому что она из Народа и слишком настоящая, – объясняет он. – Опять непонятно. – Ты ведь знаешь про звериный народ, который первым пришел в мир? – Конечно. Как девочки-вороны. Или Люций. Он кивает: – Когда такой, как я, оказывается рядом с ними, сама сила их присутствия делает меня менее настоящим. Стоит мне провести побольше времени в компании кого-нибудь из Народа, и я полностью сойду на нет. – Правда? Он опять кивает. – Я все равно истаю, но рядом с ними это произойдет очень быстро. – А они знают? – спрашиваю я. Он пожимает плечами: – Какое им дело до таких, как я? Я не могу представить, чтобы Джолена или Люций, и тем более Джо, были так бессердечны, и говорю ему об этом. – Твой друг Джо – опять же другое дело, – отзывается Тоби. – Я думала, он тоже из Народа. Тоби кивает: – Во втором поколении. Я слышал, отец у него из ворон, а мать – из псовых. В родстве с кланом Красной Собаки, которая первой встретила духов маиса и тыквы и привела их к людям. «Ворона и собака, – думаю я. – Тогда понятно, почему в стране снов он принимает такой облик». Я пытаюсь представить себе, как умудрились его родители… Вот, скажем, птица, а вот собака… – Но как же… – начинаю я. Он наконец хохочет, впервые за весь разговор. – Они его произвели на свет, когда были в человеческом облике, – втолковывает он мне, все еще ухмыляясь. – Ну конечно! – Но это редкость, – продолжает он. – Я хочу сказать, чтобы двое из таких разных кланов завели ребенка. – А я думала, чуть ли не в каждом третьем из живущих сейчас в мире людей и животных – смешанная кровь. Он кивает: – Но его родители были чистой крови, а это другое дело. Кланы Народа довольно замкнуты. Они сходятся с людьми и – когда в зверином облике – со звериными родичами, но очень редко с другими кланами. – Так ты не истаешь рядом с Джо? – спрашиваю я. – Скорее всего, истаю. – Если бы он знал, то не стал бы подвергать тебя опасности. Тоби снова пожимает плечами. У него это здорово получается: так холодно и независимо. – Мы просто убегаем, едва их увидим, – говорит он. Я замечаю это «мы». – А таких, как ты, много? – Больше, чем домов сердца в мире духов. Любой может творить нас сотнями. Только и нужно, что воображение. Но чтобы мы продолжали существовать, нужна вера, а она у людей реже встречается. «Опять же как с нуменами Изабель», – думаю я. Хотя и не совсем. Ее нумены, раз созданные, живут вечно. – А люди, которые вас создают, знают? – спрашиваю я. – Читали же они сказки… Я понимаю, о чем он говорит. Все эти старинные предания о том, что волшебный народ исчез, потому что мы перестали в него верить. – Но откуда им знать, что эти сказки говорят правду? – В том-то и штука, – говорит он. – Мы все равно зависим от их веры. И почти все мы живем недолго – исчезаем, едва успев появиться. Очень грустно. – Еще бы! – говорю я. – Но все-таки мне непонятно, почему эта… скажем, гиперреальность звериного народа уничтожает вас. Как такое может получиться? – По-моему, это как с верой в волшебную страну. – Я думала, мы и есть в волшебной стране. Он кивает: – Только на самом деле это место может быть чем угодно – смотря как ты его назовешь. Волшебная страна, манидо-аки, мир духов… Люди видят то, что ожидают увидеть. Есть и такие места, которые становятся тем, что ты от них ожидаешь. Я понимающе киваю: – Джо что-то такое рассказывал. – Но есть другая волшебная страна, – продолжает он, – где живут такие, как я. Она существует, пока люди в нее верят. Когда вера уходит, уходим и мы. – Как в легендах о старых богах, – вслух размышляю я. – Снова старые сказки. Когда ребенок говорит, что не верит в фей, кто-то из них умирает… Он кивает. При всей моей уверенности, что сказки и предания основаны на реальных, но позабытых вещах, то, о чем он говорил, я никогда не воспринимала всерьез. – Но это же ужасно, – отвечаю я ему. – Такая нам досталась жизнь, – отзывается он. – Другой нет, так что приходится принимать, что имеем. – Не верю, – говорю я ему. – Верь или не верь – так уж оно есть. Но я мотаю головой. Тут меня не переубедишь. – Происхождение ничего не значит, – говорю я. – Что существует, то существует. Если уж у дерева, у камня, у дома есть душа, так и у тебя есть. Теперь уже он мотает головой. – Может, если бы ты в себя поверил, это помогло бы? – высказываю я предположение. Смеется: – Может, ты и права. – Я точно права. Иначе было бы нечестно. – Слабый довод. Мы не в справедливом мире живем. |