Онлайн книга «Волчья тень»
|
– Вот такие у нас дела, – говорит Джек. Я выжидаю, но он молчит, и тогда я спрашиваю: – А мы тут при чем? – Не ты ли вечно призывал быть ответственнее? – удивляется он. – И что ты предлагаешь? – возражаю я. – Стеречь единорогов и защищать их? – Нет, просто убить тех волчиц. – Убить… Один из моих недостатков – по крайней мере, с точки зрения прочих псовых – в том, что я всегда предпочитаю избегать столь кардинальных решений. Я умею быть жестким, если приходится, только, на мой взгляд, насилие никогда ничего не решает. Убив кого-то, ты, может быть, и справишься с одной проблемой, но будешь тащить на себе груз убийства до конца твоих дней. Еще несколько убийств, и в тебе не остается места для роста души. Жизнь становится тяжким бременем, и ты кое-как ползешь по ней. – Они порочат имя псов, Джо. Но дело не в том. Я по глазам его вижу: похороненный нами единорог оставил шрам на сердце Джека. Я понимаю, что он чувствует, и отвечаю ему медленным кивком. Стоит вспомнить тот раз, когда я видел живого… – Да, – говорю я рассеянно, – надо нам их остановить. – Что-то я тебя не понимаю, – говорит Джек. – Ты же у нас поборник справедливости. Как увидишь зло, тут же бросаешься его искоренять. А теперь… – Мысли у меня не тем заняты. – Все думаешь о своей сестре? Я киваю: – Из головы не идет с тех пор, как ее сбила машина. И никто не может ей помочь, кроме разве что Нокомис. – И то вряд ли, – вставляет новый голос. Первая мысль – вернулся Коди. Но тут Джек его окликает по имени, и я узнаю Нанабозхо, остановившегося на краю освещенного круга. Он койот, как и Коди, так что перепутать нетрудно, только Бо пониже ростом и глаза у него разные: один карий, другой – цвета голубоватой стали. Меня сбило с толку то, как он появился, незаметно для нас с Джеком, но я быстро соображаю, что этот манидо-тевин будит эхо в сердцах многих койотов. Так оно и бывает с домами сердец. Вы всегда можете оказаться в своем доме, где бы ни были. Как пальцами щелкнуть. Наверно, потому и следы такие свежие, что Бо здесь ночевал. – Что ты такое говоришь? – удивляется Джек. Бо подходит и садится у костра. – Я виделся с Джоленой, – объясняет он, – и она сказала, что Джо просил присмотреть за его подружкой. – За Джилли, – вставляю я. Он кивает: – Славная девочка. Я захожу составить ей компанию, когда бываю в том углу Большого леса. Она мне и сказала, что Старуха уже навещала ее. – Они говорили? – Не словами, – отвечает мне Бо, – и Джилли ничего не поняла. Зато я понял. Она была Белой Бизонихой, Джо, а тебе известно, что это значит. Она вернулась на тропу бизонов, и никто из нас в ближайшее время ее не увидит. – Но… – Ты замечаешь, что происходит с внешним миром? – перебивает Бо. – Там все идет к чертям, разве не видно? И ты надеешься, что она станет беспокоиться об одной раненой девочке, когда ее мучит боль целого мира? Вернее даже, агония. Мир уминает, Джо, и уже не так медленно, как верно. Лавина стронулась, и ее не остановить. Думается, Старуха посмотрела на твою Джилли и решила, что там нет ничего такого, с чем девочка сама не смогла бы справиться. Этого я и боялся. Нокомис все дальше и дальше уходит от забот отдельного человека, и причины тому ясно описал Бо. Когда целый мир в беде, собьешься с ног, разбираясь с каждым по отдельности. Пожалуй, отыскать ее мне не по силам, да и взялся я за это, приходится признать, скорее для того, чтобы не пришлось заставлять Джилли делать то, что должно быть сделано. Самой отыскать в себе больное место и самой разобраться с тем, что ждет ее. Друзья могут стоять рядом, держать ее за руку, предлагать поддержку, но никто не сделает этого за нее. – Чем она так важна-то? – спрашивает Бо. – Она – друг, – отвечаю я. Это должно бы все объяснить, и объясняет, только… – Понятно, – говорит Бо, – но там еще что-то происходит. В ней такой свет, какого я никогда раньше не видал. – Не знаю, – отзываюсь я. – Но это что-то значит. Она не зря пришла в мир. – Никто не приходит зря, – говорит Джек, и в кои-то веки в его голосе не слышно улыбки. Я киваю: – Просто мне этот свет говорит, что она может изменить что-то для стольких людей, скольких ни тебе, ни мне не коснуться. – Ты бы сам на нее посмотрел, – говорит Бо Джеку, – тогда бы понял. Джек переводит взгляд с него на меня. Я пытаюсь объяснить: – Она как… как… Мне не найти слов. Я отвожу взгляд от огня и в тот миг, пока не включилось ночное зрение, вижу одну только тьму. Потом одна за другой появляются звезды. Луна такая большая и яркая, что цвет у нее почти белый. – Она как те единороги, – наконец говорю я Джеку. – В ней огонь, рядом с которым хорошо даже просто стоять. Он согревает душу. Мы молчим. Бо наливает себе моего кофе, берет моего табачку из кисета и свертывает для всех по самокрутке, а Джек дает нам прикурить от своей «Зиппо». – Это не Кода ли зажигалочка? – спрашивает Бо. Джек кивает: – Выиграл в карты… – Он задумчиво косится на Бо. – Кстати, о Коди: разве это не его манидо-тевин? – Был, – отзывается Бо. – Теперь он в другом месте – сплошное сияние солнца и цветы. Представь себе пустыню, где все кактусы вечно в цвету, а под ногами ковер золотистых маков и розовых кошачьих лапок. Я улыбаюсь: – Так он в самом деле влюблен? Бо кивает. – А как насчет тебя? – любопытствует Джек. – Насчет меня? – повторяет Бо. У него такой вид, что сразу ясно: он ушел в себя, оглядывается в далекое прошлое, которое, может быть, и не хочется вспоминать, но невольно вспоминаешь, задеваешь снова и снова, как незажившую ранку. Каждый раз сковыриваешь струп и не даешь ей затянуться. Бо вздыхает: – Мне сейчас как раз и нужно такое одинокое место. Я, надо полагать, в чем-то похож на Старуху. Чем больше выхожу во внешний мир, тем мне больнее. Только здесь и отдыхаю. Джек поворачивается ко мне: – Видишь, о чем я говорю? Вот почему мы должны остановить тех волчиц. Мало, что ли, того, что они творят с собой и своим миром? Может, там мы и не можем им помешать, но здесь сумеем. – Закрыть для них двери сна, – задумываюсь я – так, чтобы они никогда не смогли вернуться. Что я умею, так это открывать и закрывать двери духа. Должно быть, сказывается воронья кровь. |