Книга Заговор в начале эры, страница 103 – Чингиз Абдуллаев

Рабы вносили новые урны и конгии с вином. [152]

— Благословенны времена ушедшие, — вздохнул Катул, — уже семнадцать лет, как ушел от нас Сулла Счастливый, а мы до сих пор помним его деяния. Во времена Суллы мы не думали, что полезно, а что невыгодно государству, сенаторы никогда не задавали себе вопроса — утверждать или не утверждать его распоряжений. Он делал все для блага Рима.

— Он был кровавым диктатором. И многие тысячи римлян проклинают его до сих пор, — резко возразил Катон, — этот римлянин узаконил убийства, расправы без суда, вводя систему проскрипций. Граждане, не разделявшие его взглядов, уничтожались — разве такой идеал подходит Риму и нашей республике?

Лукулл усмехнулся. Опровергая Катона, почти криком одновременно заговорили Катул, младший Марцелл и Пизон Фруги.

— Это был великий римлянин! — кричал Гай Марцелл простуженным голосом.

— Он обеспечивал стабильность в государстве, — горячился консул.

— Сулла принес Риму мир и спокойствие после марианских бесчинств, — доказывал Катул, у которого отец был убит по приказу Гая Мария.

— Да, — поднял руку Катон, — все правильно. Но для меня не имеет значения, кто победил тогда — Марий или Сулла. Оба диктатора одинаково несли несчастья римскому народу. Победи марианцы, и террор был также неминуем. Хотя превзойти Суллу было трудно. Он сумел и здесь сотворить, казалось, невозможное, истребляя целые города.

— Мы не будем с тобой спорить, — примирительно сказал Цицерон, — но нельзя отрицать, что Сулле удалось восстановить республиканские порядки, обеспечить стабильность в государстве. А его диктатура лишь необходимое условие для гарантии мира внутри страны.

Катон тяжело вздохнул и усилием воли заставил себя промолчать.

— Но мы обсуждаем проблемы сегодняшнего дня, — продолжал Цицерон, — и по примеру предков должны обеспечить стабильность и мир в Риме.

— Конечно, — сразу поддержал его Агенобарб, — мы обязаны продумать наши действия.

— Нужно провести триумф Помпея, — снова вступил в разговор Марк Марцелл. Его полные губы были испачканы жиром куропаток, и, вытирая их пальцами, он добавил: — Полководец имеет на это право.

— Обязательно, — неожиданно для всех горячо поддержал Марцелла Цицерон, — свой триумф Помпей заслужил. Мы уже оттолкнули в свое время Марка Лициния Красса.

Лукулл разозлился.

— Ты хочешь сказать, что другие триумфы были незаслуженны?

— Конечно, нет, — Цицерон усмехнулся, — но мы не можем отказывать Помпею по всем пунктам. В конце концов, празднование триумфа не есть утверждение его указов.

— Согласен, — сказал Катул, быстро понявший, в чем дело.

— Вы слышали новость? — спросил Пизон Фруги. — Вчера в Рим из Греции вернулся Марк Эмилий Лепид.

— Во имя Минервы, богини мудрости, великие боги, помогите нам сохранить спокойствие, — прошипел Катул, — в свое время его отец [153] доставил много неприятностей Риму и всем нам. Хвала Помпею, тогда он разгромил мятежника. Теперь его сын может пойти по пути отца.

— И тогда вам снова понадобится Помпей? — насмешливо спросил молодой Сципион.

— Тогда нам понадобятся римские армии, — зло ответил Катул, — а достойного полководца мы найдем. Когда это нужно было во имя Рима, я сам предложил встречу в термах Минуция.

— Лепид может стать возмутителем спокойствия, как Клодий, и нам будет трудно справиться с их отрядами, — вздохнул Пизон, поднимая чашу с вином.

— У нас должны быть свои, не связанные рамками наших законов отряды молодых людей. Как в свое время Мария поддерживали банды Квинта Сертория, — предложил вдруг Катул.

Идея всем понравилась.

— У нас есть такой римлянин — плебей Публий Сестий. Он ненавидит Лепида, считая его отца виновным в разорении своей семьи. Если ему помочь деньгами, то он может собрать необходимых людей, — предложил Марк Марцелл.

— А против Клодия у нас есть хорошая кандидатура — это Анний Милон. Его пока недостаточно знают в Риме, но в Остии, куда он приехал в прошлом году, ему нет равных. Его любят плебеи, вольноотпущенники, рабы.

— Он способен стать еще большим негодяем, чем Клодий, — цинично заявил Агенобарб, разминая затекшие руки.

— Очень хорошо, — обрадовался Цицерон. — Это то, что нам нужно.

— И как можно быстрее, — добавил Пизон Фруги.

Молчаливый Катон поднялся с ложа.

— Благодарю за угощение, Катул. Мне завтра нужно быть в Сполеции.

— Да хранит тебя Сильван [154] в пути, — пожелал ему на прощание Катул. — Рим превыше всего, — старческим ворчливым голосом пробормотал он, — помни всегда об этом.

Цицерон, понявший, от чего уходит Катон, в ответ на его горький взгляд пожал плечами.

«Я принимаю правила игры», — словно говорил его жест.

Катон вышел из триклиния, миновал перистиль и атрий. Уже на улице, взглянув назад, он прошептал какое-то ругательство и стремительно зашагал к своему дому.

Вольноотпущенник Катула, провожавший его домой, испуганно держался чуть позади.

Через три дня умер старый сулланец и глава партии оптиматов Квинт Лутаций Катул. Катон, приехавший на похороны консуляра, принял участие в траурной церемонии прощания. Но на предложение Цицерона выступить ответил отказом. Он еще не знал, что совсем скоро, кроме впавшего в безумство Лукулла, ни один римлянин, принимавший участие в этой вечерней трапезе, не умрет собственной смертью.

Катул был единственным и последним.

Ты, из потемок таких дерзнувший

впервые воздвигнуть

Столь ослепительный свет, озаряющий

жизни богатства,

Греции слава и честь!

За тобою я следую ныне

И по твоим стопам направляю

шаги мои твердо.

Тит Лукреций Кар

За пять дней до октябрьских календ года 693-го со дня основания Рима попавший в город чужеземец увидел бы зрелище, равного которому Древний мир еще не знал.

В этот сентябрьский день началось триумфальное шествие по городу квадриги [155] Помпея.