Онлайн книга «Мачо чужой мечты»
– Константин Львович Анчаров, – повторил я. – Неужели не знали такого? – Нет, – нервно ответила Руфь. – Не может быть! Он легенда советского театра. Вы непременно должны были встречаться! – Ах, Анчаров, – ловко изобразила пробуждение памяти Руфь. – Да, именно он. – Константин? – Верно. – Мы не общались! – Совсем? – Абсолютно. Даже и не разговаривали, – нервно воскликнула Гиллер. – Вот странно. – Совсем даже нет, невозможно всех приглашать к себе. – Моя маменька, Николетта, – сказал я, – некогда любила пить чай с Елизаветой Раскиной, помните эту женщину? – Кого? – одними губами поинтересовалась хозяйка. – Елизавету Раскину, – терпеливо повторил я. – Куды тарелку ставить? – забасила домработница, входя в гостиную. – Не знаю никакой Лизы Раскиной! – взвизгнула Руфь и тут же налетела на прислугу: – Дура! Сто раз говорила, клади «Николашки» на овальное блюдо. – Дык вот оно! – Идиотка! Деревенщина! Принесла круглое от Кузнецова! – Не, вытянутое, – в недобрый час заспорила Маша. – Кретинка! Убирайся прочь. – И че я не так сделала? – Вон!!! Я с тревогой наблюдал за Руфью. Глупая домработница способна довести интеллигентную великосветскую даму до натуральной истерики. Однако воспитанная Гиллер никогда не станет визжать на прислугу в присутствии постороннего человека. Вот потом, когда гость покинет дом, хозяйка рванет на кухню и надает посудомойке оплеух. Отчего Гиллер сейчас так вышла из себя? Овальное блюдо или круглое – особой разницы нет. – И здесь вилка! – бесилась Руфь. – Тык сами завсегда велите ее к лимону ложить! – Класть! – Чаво? – Не ложить, а класть! – Так я и поклала, как велено! – Дебилка, – завизжала Руфь, – к «Николашкам» положена ложка. – Никак в толк не возьму, – занудила Маша, – вам не угодить: за слово «ложить» отругали, а сами его говорите! Гиллер посерела, я на всякий случай принял позу испуганной собаки, сгорбился, опустил уши и поджал хвост. Впрочем, последнее – шутка. Гипербола. – Сука! – заорала Руфь. – Ой, – присела Маша. – Вали отсюда! – Уже ушла. – Живо! – Простите, Христа ради. – Собирай шмотки. – Ой, ой! – Ты уволена. – Ой, ой! – На улицу! – Ай, ай! – Без денег! – О-о-о! – И рекомендаций! – А-а-а, – зарыдала Маша. – Брысь! – рявкнула Руфь и рухнула на диван. Громко воя, поломойка выскользнула в коридор. – Какая стерва, – нервно сказала Гиллер. – Не стоит нервничать, – попытался я успокоить даму, – так вот, продолжу. Николетта тесно общалась с Лизой Раскиной, а та жила у вас и бесконечно рассказывала, сколько доброго и хорошего сделала ей Руфь Соломоновна. – Не было этого! – Чего? – быстро спросил я. – Всего! – Вы не поддерживали Раскину? – Нет. – Она здесь не жила? – Нет. – Вы ее не патронировали? – Нет. – Но зачем Лизе врать? – Не знаю! Хотела… ну… желала… ох, какое мне дело до чужой лжи! – Вы, наверное, слышали о скандале? – заехал я с другой стороны. – Нет! – воскликнула Руфь, даже не поинтересовавшись, о чем речь. – Я о статье некоего Рольфа про Анчарова, – уточнил я. – Нет. – Константина Львовича обвиняли в доносительстве. – Не знаю об этом ничего. – И в кровосмесительном браке с дочерью! – Понятия ни о чем не имею. – Жена Анчарова – дочь Елизаветы Раскиной. – Не знаю. – Она покончила с собой. – Не знаю, – шептала Гиллер, – дайте воды! Я схватил бутылку, наплескал в стакан минералки, протянул Руфи и не удержался от замечания: – У вас великолепная память, вы в мельчайших подробностях рассказали о генеалогии Тильды Бонс-Умер и забыли о сенсации с Анчаровым? Право, странно. – У меня болит голова, – простонала Руфь. – Сбегать в аптеку? – Нет. – Лекарство есть дома? – Нет. – Вызвать врача? – Не надо. – Давайте попрошу прислугу отвести вас в спальню. – Не надо. – Чем же я могу вам помочь? – Уходите, – ляпнула Гиллер, но потом, собрав в кулак остатки самообладания, забормотала: – Давление поднялось из-за дуры Машки. Не способна блюдо принести. Прощайте, Ванечка, право, больше мне нечего рассказать о несчастной Сонечке. Рада была увидеться! Мне пришлось подчиниться, я вышел в коридор, двинулся к двери, взялся за ручку и услышал шепоток: – Эй, чаво ты про Лизку спрашивал? Из маленького тамбурчика, где, очевидно, находился санузел, выглядывала совершенно незаплаканная Маша. – Хотел узнать про Раскину, – тихо ответил я. – Зачем? – Надо. – Она померла. – Знаю. – И чаво еще? |