Книга Сеятель бурь, страница 73 – Владимир Свержин

– Что за письмо? – удивился я. – Зови!

– Сей момент. – Расторопный слуга выпорхнул из библиотеки.

– Шо, опять письма? – всплеснул руками Лис. – Граф, страсть к эпистолярному жанру тебя погубит. В прошлый раз ты ушел на зов любви – и вернулся иллюминатором. А в России с ее грубыми нравами и вовсе можно якорем на дно пойти.

Я лишь хмыкнул и двинулся навстречу входящему лакею.

«Мой славный рыцарь, – гласила благоухающая жасмином записка, – помнится, не так давно в Вене вы обещали быть моим паладином, однако же, как мне кажется, напрочь забыли свои клятвы. Ежели образ мой не окончательно стерся в вашем сердце, я жду вас с сего дня и ежевечерне в своем приватном салоне в доме графа Литта, что на Большой Миллионной улице. По-прежнему расположенная к вашему сиятельству Е.».

– Передай хозяйке, я непременно постараюсь быть. – Лакей молча склонил голову и поспешил к выходу.

– Кто пишет? Шо хочет?

– Екатерина Павловна, – скупо отозвался я. – Надо бы букет сочинить.

– Об чем будем намекать, исходя из того, шо погода не цветочная? Предлагаю следующую икебану: березовое полено как символ элегантности, обвитое дурманом, обозначающим, шо ты обезумел от ее красоты, и банку консервированного горошка – мол, судьба разлучает нас, но в сердце моем ты будешь жить вечно. Ну, еще можно все это припорошить репейником – типа, за все признательны.

– Замечательный букет, – усмехнулся я. – Но, пожалуй, стоит продемонстрировать непоколебимую приверженность традициям. Остановимся на розах.

– Австрийские? Дамасские?

– Ну, до страстной любви все же далеко, поэтому возьмем Дамасские, так сказать, тихое, невысказанное чувство. Цвет белый.

– Ох уж это рыцарственное почитание. Буквально весь в печали гляжу на предмет обожания. Подай мне знак, что ты моя, и скинь с балкона фикус в кадке! Хоть магнолию, что ли, прибавь: мол, хочу – не могу, а то сплошные клены с кипарисами. Господи, прости мне этот пчелиный язык!

– Нет, пока не стоит, – покачал головой я.

– С ударением все верно? – съехидничал Лис, но тут же перебил сам себя: – О, гляди-ка! Пошел, пошел!

Я повернулся туда, куда указывал мой друг. Золотая птица как ни в чем не бывало спорхнула с насеста и, загребая когтями по мягкому ковру, с непреклонным упорством двинулась в сторону двери.

Жизнь – сложная штука, но открывается она просто, как ящик.

О. Бендер

Золотой петушок вышагивал по полу с таким видом, точно всегда совершал в это время предобеденный моцион. Он замедлил шаг у закрытой двери кабинета и повернул в нашу сторону голову, словно удивляясь нерасторопности двуногих, лишенных перьев и клюва и даже вынужденных специально прикреплять к своим ногам шпоры.

– Капитан, ты будешь смеяться, но, по-моему, это крикливое средство массовой информации зовет нас прогуляться.

– Я буду смеяться? – Мой удивленный взор перекочевал с механизма, пытающегося оставить наше общество, на секретаря. – С чего ты взял?

Золотой петушок терпеливо подождал у порога, но видя, что мы не торопимся открывать двери, возмущенно заквохтал и угрожающе начал копать дыру в персидском ковре. При его металлических когтях драгоценному ковру оставалось жить считанные минуты.

– Дверь открой, – проговорил я, и в этот миг Тишка, вносящий самовар, приотворил ее ногой.

Заждавшаяся птица опрометью метнулась в щель, едва не сбив мальчонку, стоящего на пороге. От неожиданности парнишка громко ойкнул и выпустил грузный самовар из рук. Тот с грохотом понесся вдогонку улепетывающему петуху, шипя, паруя и разбрызгивая во все стороны потоки кипятка.

– Ты цел? – Мы с Лисом бросились к замершему в оцепенении юнцу.

– А… Ага, – выдавил, хлопая глазами, ошеломленный Тихон. – А оно, того…

Что «того», нам так и не удалось дослушать. Чертыхаясь и скользя по залитым горячей водой ступеням, мы бросились вслед сбрендившему механизму.

– Лови его! – орал Лис. – Грабят! Золото убегает! Эй, кто-нибудь, полундра! Двери заприте!

К радости моего друга, быстроходный певец зари, оказавшись на первом этаже, двинулся вовсе не в сторону выхода, а к кухне.

– Вальтер, – на секунду останавливаясь, промолвил Сергей, – кажется, у этого бегового агрегата соображометр работает четко в сторону кормушки. Сам видишь, он не поперся как скаженный на мороз, а нацелился на продукты.

– Думаешь, ему необходимо зерно для нормальной жизнедеятельности?

– А хрен его знает, чем эта тварь питается! Какой-то ж источник энергии должен быть! Может, он скрепки канцепярские хряцает, а может… Слушай, а он часом не заклевал, на фиг, своего хозяина? Его ж, кажется, так и не нашли!

– Сергей, по-моему, это перебор. – Я направился в сторону кухни.

– Перебор – это вид игры на гитаре. – Лис огляделся по сторонам и, вытянув из арматюры [24] , украшавшей стенку, старинную шпагу, направился за мной. – А я помню, в первоисточнике четко сказано, что петух с шеста сорвался, накинулся на царя и заклевал его к фуруруям. Кто знает, может быть, если бы это условно пернатое существо не оттащили, глядишь, и схарчило бы оно царя-батюшку, шо тот гамбургер.

– Что ты предлагаешь?

– Тоже какое-нибудь дреколье себе отвернуть! – не моргнув глазом ответил Сергей.

– А петушок за это время куда-нибудь скроется.

– Куда он скроется? Дом заперт! Ну а даже свалит в туман, может, оно и к лучшему. Как говорил один мой знакомый стоматолог, всего золота в рот не вставишь.

– Послушай, – я оглянулся на мальчонку, по-прежнему в обалдении стоящего у дверей библиотеки, – то, что о нынешнем происшествии завтра будет судачить полгорода, это уж ты мне поверь. Но тут, пожалуй, еще скажут, что мы какой-то механической птицы испугались.

– Ваше сиятельство, вот как Бог свят, я никому о том не скажу, – затараторил Тишка. – А только б не ходили вы никуда. Брусьев Костыль – место мороченное! Здесь всякое случиться может!

– Отставить причитания! – крикнул я. – Неси сюда шпагу да пистоли, что в ларчике у глобуса лежат.

– Сей момент, – выпалил малец, скрываясь в библиотеке.

– Если не петуха ловить, то хоть поупражняться, – пытаясь доказать себе правильность отданного распоряжения, в пространство кинул, я.

– Верно, – согласился Лис. – Не догоню, так согреюсь! Пойду пока гляну, куда исчадие побежало.

Как сообщила разведка, направившийся в сторону кухни железный кур вовсе не собирался попасть в ощип. Задумчивый Лис, вернувшись ко мне из следопытского рейда, предположил, что птице, вероятно, стало невмоготу слушать на трезвую голову наши рассуждения, а потому она решила промочить горло.