Онлайн книга «Фехтмейстер»
|
Лунев озадаченно поглядел в неожиданно открывшийся взору коридор. По усвоенным с гимназической скамьи законам физики яркий свет должен был освещать не только коридор, но и лестницу, на которой стоял полковник. Впрочем, даже не будь он полковником, свет все равно обязан был вести себя абсолютно иначе! Но свет как-то странно игнорировал законы оптики. «Чертовщина какая-то», — под нос себе пробормотал Платон Аристархович и, держа перед грудью браунинг, шагнул в освещенное помещение. — Готово, ваше высокоблагородие! — донеслось из-за двери, маячившей в конце коридора. — Так сказать, добро пожаловать! В дверном проеме появилась улыбающаяся физиономия атаманца. Тот склонился в шутливом поклоне, пропуская контрразведчика. Лунев шагнул и… замер на пороге. Комната, таившаяся в конце диковинного коридора, была обставлена с претензией на уют, но старой, давно вышедшей из моды ампирной мебелью. «Впрочем, обивку меняли, должно быть, недавно», — автоматически отметил про себя Лунев. Посреди уютного схрона был накрыт чайный столик на четыре персоны, за ним уже сидели ротмистр Чарновский и Конрад Шультце, которому, по мнению контрразведчика, следовало бы сейчас лежать без чувств. — Присаживайтесь, Платон Аристархович. Заждались уж, — тоном любезного хозяина пригласил Чарновский. — Только окажите любезность — отдайте свой пистолетик. Если что, вы все равно воспользоваться им не успеете, а как по мне, пороховой дым портит букет вина. Сережа, примите у его высокоблагородия браунинг. Лунев недобро глянул на протянувшего руку атаманца. — Предательство! — Ничуть, — все тем же любезным тоном прокомментировал конногвардеец. — Вспомните урок фехтования: «Обозначаете угрозу, затем отступаете, заставляя противника сделать шаг вслед за вами. Открываете ему сектор для атаки, провоцируете, затем навязываете темп. Контратака! Туше!» Я же говорил вам: фехтование было бы великой наукой, ежели не было бы изысканным искусством. Но полноте, — Чарновский смахнул с лица любезную усмешку, — присаживайтесь к столу, Платон Аристархович, у нас есть о чем поговорить и кроме фехтования. Сергей, вы тоже присаживайтесь. — Ну, я там наверху уже малехо перекусил… — Если вы полагаете, господа, что я соглашусь сотрудничать с вами, то смею заверить, вы глубоко заблуждаетесь. Кроме того, не забывайте — и в доме, и вокруг дома жандармы, меня хватятся через несколько минут. Ваш клеврет подтвердит, что как минимум два человека видели, как я заходил на кухню, а стало быть, максимум через полчаса жандармы перевернут винный погреб вверх дном и найдут ваше убежище. — Я бы на это не рассчитывал, — покачал головой Чарновский. — А впрочем, если хотите, мы можем подняться наверх. Может, это облегчит нашу дальнейшую беседу. Прошу вас. — Ротмистр поднялся из-за стола и повернул голову к Шультце: — Ну что, дражайший кузен, желаете пойти с нами? — Это ни к чему. Там я числюсь в отъезде, кроме того, мне еще необходимо подготовиться к выходу «на бис». — Ну что ж, «месье Тарбеев», не смею мешать, счастливо оставаться! — И вам удачи, дорогой куманек! * * * Маленький паровоз, точная копия настоящего, выпустил из трубы облачко дыма и загудел, двигаясь от станции. Крошечный начальник станции с толстым брюхом и гвардейскими усами выкатился из домика проводить отъезжающий состав. Цесаревич Алексей повернул рычаг на малюсенькой стрелке, и паровоз, надсадно пыхтя и стуча колесами на стыках, потащил шесть вагонов на усаженный искусно сделанным и деревцами пригорок. — Ишь ты, как настоящий! — поделился своими наблюдениями один из мальчишек, сидевших рядом с августейшим хозяином железной дороги. — А как через мост переезжать будет, так ход скинет, — пообещал другой, чуть постарше, очень похожий на первого. — Вот бы так ероплан запустить, — указывая на висящую под самым потолком копию «Ньюпора», вздохнул первый мальчуган. — Думай, что говоришь! — громоздкого вида мужчина в форме нижнего чина гвардейского экипажа отпустил мечтателю шутливую затрещину. — Тебе ж только дай, враз изломаешь тонкую вещицу. — А и вправду, хорошо бы запустить. — Цесаревич поглядел на паривший над головой аэроплан с неясной грустью в больших серо-голубых глазах. — Помилосердствуйте, Ваше Императорское Высочество. Куда ж ему лететь? — Матрос Деревенько, отец обоих приятелей наследника престола, состоящий при нем дядькой, развел руками. — Нешто такая забавина — птица, чтоб в небе парить? — А я бы хотел полетать. — Длинные, чуть загнутые ресницы цесаревича Алексея опустились и опять взметнулись, словно птичьи крылья. — Ваше высочество! Алексей Николаевич, милый! — пробасил Деревенько. — На что оно вам? А если, упаси бог, зашибетесь? Император, прогуливавшийся с супругой неподалеку по застекленной галерее зимнего сада, с укором покачал головой. — Не стоило ему лишний раз напоминать об этом. — Но ведь это правда, Ники. Болезнь смертельно опасна. О ней нельзя забывать ни ему, ни нам. — Это невозможно забыть, — нахмурился государь. — Это испытание господне больнее всех прочих. И все же, как мои отец и дед, я не желаю, чтобы наследник российского престола рос неженкой, опасающимся всякого дуновения ветра. Я не ведаю, отчего воля Господа столь жестока ко мне, почему столь тяжек жребий, которым он наделяет Россию. Однако будущий государь должен принимать этот жребий со стойкостью и твердостью духа. — Ники, все это, несомненно, так, и все же по Алексею ли тяжесть царского венца? Вспомни, лишь пару месяцев назад он упал с табурета, его колено опухло, а затем и вся нога до ступни. Если бы не Старец Григорий… Лицо Николая II помрачнело, он вцепился в наконечник аксельбанта, словно желая оторвать его от шнура. — Нечего об этом говорить, я помню. Они продолжали идти молча еще какое-то время. — Нынче Старец просил меня арестовать некую госпожу Эстер, — меняя тему, прервал молчание император. — Ксения же утверждает, что эта девица обладает великим целительским даром. Но я, признаться, опасаюсь подпускать австриячку к наследнику престола. — Возможно, ты прав, мой дорогой Ники, — вздохнула Александра Федоровна. — Но знаешь, мне тревожно. Сегодня с Григорием случился какой-то дикий припадок. Я сперва решила, что наши враги пытаются извести его, но это была не отрава. Это… — Императрица замолчала, подыскивая слова. — Даже и не знаю, как назвать. Он был словно одержимый! А затем убежал, не сказав ни куда, ни зачем. Я тревожусь за него. — Он божий человек. То, что видимо и ведомо ему, закрыто для нас. Оставим его со всем тем, что в нем есть. — Но он смотрел, и чашки разбивались под его взглядом! — На все воля Божья! * * * На кухне стоял дым коромыслом. Поварята крошили лук, кухарки ощипывали птицу, повара в крахмальных белых колпаках вовсю колдовали над сковородами, кастрюлями и соусниками. Все это Лунев различил через открытую дверь винного погреба. Идущий следом сотник мягко подтолкнул его к укрытой от чужих глаз винтовой лестнице, которую Платон Аристархович не заметил, должно быть, поспешно спускаясь сюда несколькими минутами прежде. |