
Онлайн книга «Сын погибели»
Прознав о странной кончине Мономаха, кочевники со всех сторон, точно сговорясь, решили вновь испытать крепость киевских рубежей. Но если прежде отец призывал сыновей в заветную светелку и точнехонько рассказывал, откуда ждать беды и куда полки вести, то ныне такой подмоги не было. До сего дня вражьим набегам еще получалось давать укорот, но как знать, так ли будет впредь? Отец Амвросий — духовник княжичей с самого их крещения — наставлял молиться и исповедоваться, поражать гордыню в сердце своем, но схватка с гордыней протекала с переменным успехом, а набеги продолжались и продолжались. — Великий княже, — в горницу вбежал государев стольник, боярин Андрей Болховитин, — беда стряслась! — Какая такая беда? — нахмурился Святослав. — Гонец из Тмуторокани прибыл. — Неужто ромеи войной пошли? — Святослав грозно подбоченился, точно готовясь без промедления двинуть рать на супостата. — Хуже того, княже. Давид, сын Олега Гореславича, касогов привел. — Ну, касоги не ромеи, нонче же выступим. Стены в Тмуторокани каменные, высокие, ворота крепкие, князь Глеб не зря Хоробрым зовется — до нашего приходу, чай, продержится. Андрей Болховитин понурил голову: — Пала Тмуторокань. — Ты что за небывальщину плетешь?! — бросился к нему Святослав. — Гонец сказывает — изменою злой ворог в стены вошел. Будто бы от тебя к князю Глебу человек прибыл, сказал, что ты уже с подмогой близок, и велел касогов у стен встретить. Ныне дружина княжья разбита, сам Глеб жив ли — неведомо, а Давид, стало быть, на княжем столе воссел. — Молчи! — крикнул Святослав. — Вот уж не зря говорят: «У бесхвостого волка долгая память». Добр был в прежние годы батюшка, только то и сделал — ссадил князя Олега с Чернигова, да волю дал убираться, куда глаза глядят. А оно теперь вон как обернулось… Пришло время Гореславов корень выкорчевать! Ступай, Андрей, оповести воевод — завтра на рассвете выступаем в поход супротив волчьего последыша. И не ведать мне покоя, покуда не положу я в сыру землю злобного волчонка Давидку! — Поспеем ли к утру, княже? — Поспейте! — рявкнул Святослав, сжимая кулаки. — Такова моя воля! Сонный монах, ежась от предрассветной сырости, открыл зарешеченное окошко в калитке ворот. Кто бы ни был тот, кому пришла в голову мысль будить спящую обитель столь бесцеремонным образом, он был недобрым человеком. Режим монастырской жизни и без того весьма строг, чтобы по пустякам отрывать минуты сна, оставшиеся до заутрени. — Кто ты, сын мой, и отчего столь рьяно стучишь в ворота божьего дома? — Мне нужно срочно видеть отца настоятеля! — объявил незваный гость. Брат привратник с сомнением поглядел на него сквозь переплет решетки. Судя по виду — оборванец оборванцем, что такому может быть срочно нужно от преподобного аббата Кеннета? — Ступай, сын мой, не тревожь братию, иди с миром и возвращайся с рассветом. Милостыню и еду будут раздавать после утренней трапезы, и ты сможешь получить свою долю. — Мне не нужна милостыня! — как-то неловко дергая головой, закричал нищий. — Мне срочно нужен настоятель монастыря! Монах сказал укоризненно: — Стыдись, сын мой! — Мне нечего стыдиться! — выпалил побирушка и вдруг неожиданно для самого себя перешел на латынь: — Сказано было твердейшему из учеников Спасителя нашего апостолу Петру: «И петух не прокричит, как ты трижды предашь меня». Ужели ты ждешь петушиного крика, чтобы открылась тебе бездна предательства твоего? Ступай без промедления и разбуди отца Кеннета! Монах отшатнулся от калитки. Ему отчего-то показалось, что фигура нищего осветилась, и сам он как будто стал больше прежнего. — Храни меня, Господи! — прошептал привратник, осеняя себя крестным знамением. — Не заставляй меня ждать! — требовательно пророкотал оборванец, и служка, не смея ему перечить, со всех ног припустил через двор. Спустя несколько минут он уже стоял перед аббатом на коленях, тараторя скороговоркой: — Прости меня, отче, но он, этот неизвестный, требует аудиенции! — Он требует? — удивленно переспросил благочестивый отец Кеннет. — Да, ваше преподобие. — И что же, он даже не назвал себя? — Нет, — ответил брат привратник, — но говорил на латыни, и от него исходило сияние! — Что за ерунда? — Аббат поднялся, тяжело опираясь на посох. — Ладно, ступай призови его. Коли он столь необычаен, пожалуй, я приму его. Отец Кеннет жестом отослал брата-портариуса [19] и, стараясь не выдавать внутреннего неудовольствия, опустился в величественное резное кресло. Ему, младшему сыну владетеля здешних земель, некогда поступившему в монастырь новицием [20] и на склоне лет ставшему настоятелем обители, казалось по меньшей мере непристойным странное желание какого-то замухрышки видеть его в этакий неурочный час. Год за годом аббат Кеннет вел жизнь размеренную, наполненную благочестивыми трудами, молитвами и пением псалмов. Всякое нарушение раз и навсегда установленного жизненного порядка представлялось ему кощунством и заслуживало сурового порицания. Он уже приготовился начать встречу с гневной отповеди сумасбродному наглецу, но тут, оттолкнув брата привратника, в комнату ворвался всклокоченный оборванец. — Что заставило тебя, сын мой, искать… — Внемлите и немногословствуйте! — вдруг ни с того ни с сего выпалил нищий. Такого начала беседы аббат даже представить не мог. От удивления он приподнялся, не зная, то ли гордо удалиться, то ли выгнать наглеца за ворота. — Да как смеешь ты, убогий! — начал аббат. — И спаситель в убогом рубище пришел в Иерусалим! — расширив глаза, властно, но почему-то сконфуженно проговорил странный гость. Казалось, он сам не хотел говорить слов, будто помимо его воли слетавших с уст. — Сын погибели ступает по вашей земле! — безапелляционным тоном объявил нищий. — Близок час Антихриста! — Господь моя защита! — перекрестился аббат. — Ты сам-то кто? — Что тебе в имени моем? Коли хочешь, почитай меня тенью злокозненного врага твоего, врага рода человеческого. — Свят-свят-свят! — Всюду, куда пойдет он, с ним буду я, и всякий его шаг смогу я увидеть и передать божьим людям. Ты же поспеши отправить гонца во Францию, в Клерво — к аббату Бернару. Когда прибудут люди от него, станет ведом им путь Сына погибели. — Но к чему это? — попробовал было запротестовать аббат. — Отец Бернар и вправду известен ревностным служением Господу нашему, но я… |