Книга Сын погибели, страница 43 – Владимир Свержин

— У тебя не будет такой возможности. — Гарри положил руку на эфес меча.

— Нет, нет, остановись! — зазвенел в воротах мальчишеский голос.

Женщина — слабое и беззащитное существо, от которого невозможно спастись.

Адам

Никотея обвела замковый двор недовольным взглядом. Стража на боевых галереях, заметив молодую хозяйку, радостно приветствовала ее — такую юную и такую очаровательную.

— Гринрой, — она повернулась к бывшему оруженосцу герцога Швабского, — скажи, отчего здесь при резиденциях даже герцогов и королей не принято разбивать сады?

— Это просто, ваша светлость. Мы, алеманны, народ суровый и воинственный, осады наших замков бывают столь же часто, сколь в других местах — празднества. Скажу больше — для многих это и есть празднества… Садовые деревья попросту не успевают вырасти, так что приходится довольствоваться огородами, ибо для осажденных овощи полезнее фруктов.

— Но сад — не только плоды. Это тень, красота и место отдохновения души.

— У нас полагают, что церковь — место отдохновения души.

Никотея недоуменно посмотрела на язвительную физиономию собеседника.

— И все же я велю разбить здесь сад. А если Господь будет милостив и Конрад увенчается императорской короной, то сады должны будут цвести по всех резиденциях!

— Вряд ли это понравится здешнему люду.

Глаза Никотеи вспыхнули.

— Это должно ему понравиться! Поскольку разбивать сады придется и ухаживать за ними тоже, что бы местные жители о том ни думали. А согласись, Йоган, куда приятнее делать то, что нравится, чем то, что не нравится.

— Очень верно подмечено, моя госпожа. — Рыцарь Надкушенного Яблока приподнял брови. — Должно быть, кони просто обожают плети, шпоры… Жаль, они ничего не могут рассказать о том.

— Ты что же, решил мне перечить? — Никотея подняла на собеседника удивленный взгляд.

— Вовсе нет, просто я загнал коня, спеша к вам с докладом, и теперь вот думаю, насколько счастлив был мой конек мчать без остановки несколько часов кряду.

Герцогиня внимательно посмотрела на Гринроя — далеко не всегда можно было понять, когда он серьезен, а когда откровенно морочит голову.

— Произошло что-то важное?

— В мире то и дело происходит что-то важное. Один только вопрос — для кого? Мой дядя — славный богослов и благочестивый слуга вашего высочества говорил: «Мир наш — лишь слезинка на щеке Господней».

— Гринрой, я сделала твоего родственника викарием архиепископа Кельнского и отправила его в Рим совсем не для того, чтобы он оттачивал свой ум в изящной словесности, хотя и поговаривают, что Папа Гонорий неравнодушен к поэтам и ораторам. Но будущему архиепископу следует помнить о своей далекой родине, а уж тем паче о тех, чью руку он держит. Если, конечно, желает достичь славы и успеха.

— Поверьте, моя герцогиня, дядя не забывает об этом ни на миг, да и как можно не думать об успехе, глядя на Его Святейшество… Плох тот аббат, который не желает стать кардиналом. Я и спешил к вам с новостями.

— Ну же, я слушаю.

— Есть хорошие новости, есть — не очень хорошие.

— Начни с плохих. Капля дегтя может испортить бочку меда, но даже малая радость дорога нам в часы печали.

— Хорошо. Как сообщает благочестивый Эрманн, ваш супруг и мой господин в день, когда соберутся на великой курии [39] славнейшие и знатнейшие князья-электоры, столкнется с опасным заговором.

— Очень интересно. И кто заговорщики?

— В первую очередь — герцог Лотарь Саксонский. Дядя пишет, что люди герцога прощупывали возможность поддержки святым престолом кандидатуры саксонца. По сути, все это лишь краешек хитрой игры тех, кто не желает воцарения Гогенштауфенов: мне от надежного человека известно — Лотарь не сегодня-завтра выдаст дочь за Генриха Льва. Они тянут до выборов государя, чтобы никто не догадался об их союзе. После смерти императора Генриха вашему мужу — как его ближайшему родственнику — досталось большинство земель покойного. Многие из них государь и его венценосный папаша, да не затупятся вилы, которыми черти тычут его в бок, попросту откусили у соседей. Понятное дело, прежние хозяева желают вернуть себе утерянные владения и, как мне представляется, не без основания полагают, что если Конрад сядет на трон, то получат они хвост от дохлой клячи, а не замки и угодья. Недовольных много, большинство из них видят своим предводителем Генриха Льва, о котором мы прежде уже говорили. Но Генрих яростен и жесток, этим он пугает многих колеблющихся. Не считаться с этим — значит, потерять голоса, а Лотарь представляется им куда более приемлемой фигурой. Можно подумать: что Лев загоняет добычу для своего будущего тестя. Но следует помнить, если на трон сядет герцог Саксонский, править будет герцог Баварский.

— Действительно, плохая новость.

— Но это еще не все, — обнадежил Гринрой. — Лотарь не нашел особой поддержки в Риме. Мой дядя обставил дело так, что саксонские послы выглядели грубыми мужланами, а Папа Гонорий очень этого не любит.

— Вот и прекрасно, — улыбнулась Никотея.

— Однако и это не все. Как пишет преподобный Эрманн, Лотарь велел своим людям, если те не достигнут успеха в Риме, найти возможность наладить отношения с Бернаром, аббатом Клерво. Вы сами могли убедиться, что имя этого святоши в христианском мире порою значит куда больше, чем имя Папы — оно в мгновение ока породило армию взбесившейся голытьбы, опустошившую Южную Англию и вторгшуюся в Уэльс.

— Я помню. Эта война погубила короля Генриха Боклерка и едва не стоила жизни мне самой.

— Именно так, моя госпожа, именно так, — поклонился Гринрой, небезосновательно полагая, что воспоминания о недавних временах пребывания в Англии заставят герцогиню еще раз вспомнить и о его заслугах. — Увы, дяде неведомо, что посланцы Лотаря намерены обещать Бернару Клервосскому. Мы можем предположить, что в обмен на поддержку французу будет оказана не меньшая помощь в овладении Римом.

— Не меньшая?

— Король Людовик, поговаривают, уже предлагал Бернару епископский посох, но тщетно.

— Если все обстоит так, как ты говоришь, это скверно. Но как на поле боя не может быть, чтобы все отряды и военачальники были равны по силе и храбрости, так и здесь следует найти слабейшего, обрушиться на него всей мощью и сокрушить весь строй.

— И кто же будет этим несчастным?

— Ты что-то говорил о дочери Лотаря, которую он намерен выдать за Генриха Льва.

— Адельгейда. [40] В наших краях она считается очень милой и прелестной девушкой.