Онлайн книга «Башни и сады Вавилона»
|
Вроде вообще никаких совпадений в пропорциях, все слишком смешно и слишком безобразно. А все равно это – ты. Я, кстати, в этих комнатах всегда громче всех смеялся. Просто, чтобы никто не видел, как мне страшно понимать, что вот это чмо в стекле – это тоже я. Вот и тут похожая история. Вроде – его жалею, а на самом деле о своей жизни бестолковой переживаю. Ну а он – хорош, что уж тут говорить. Даже передвигается уже как канатоходец-любитель. Старательно балансируя на невидимой линии. Хорошо еще, что в зрачках нет этого спокойного морфинового безумия. А то б – вообще беда… …Господи, думаю, бля. За что же нас всех эта ебаная жизнь так переламывает-то? В чем мы перед Тобой провинились? Нет ответа… …Вернее, – есть. Вот только спрашивать об этом надо не Его. А – себя… …Протягиваю руку, забираю у Викентия флягу, трясу ее, собираясь сделать приличный глоток. Но понимаю, что пока – не стоит. Закуриваю. Так лучше. Алкоголь, конечно, – лекарство универсальное. Помогает. Пусть и не надолго. Надолго эта дрянь, увы, уже давно не помогает, по крайней мере, мне лично. Встряхиваю фляжку еще раз и возвращаю законному владельцу, который этому очень удивляется, но ничего не говорит. А что ты хотел, доктор? Мне сейчас это не нужно. Я – очень устал. – Так на чем, бишь, мы с тобой в прошлый раз остановились, мой добрый доктор? Он ржет, отхлебывает из фляжки и тоже лезет в карман за сигаретами. Вместе с пачкой оттуда неожиданно выпадает знакомый прозрачный пакетик. Ага. Так вот почему вы сегодня, сэр, по вене-то не ширяетесь. Решили кокаинчиком обойтись? Ну что ж… Наверное, это правильно. У меня губы непроизвольно растягиваются в нехорошей ухмылке и он это, естественно, замечает. – Ты извини, – смущается он, – у меня сегодня днем операция еще была. Нет, не самая длинная и тяжелая. Всего-то на всего два с половиной часа. Просто пациент умер. Прям, сука, на столе. Я прячу взгляд в трещинах на потолке. Какой я все-таки козел. Просто без шансов. Он тоскливо вздыхает. – Нет, прямой моей вины никакой, просто у мужика сердце не выдержало, мы его предупреждали, что такое может произойти. Там работа кропотливая, только общий наркоз, естественно. А сердечко у дядьки слабое. Но он сам на операции настоял. Расписку написал, что, типа, предупреждали, хотя его и не просил никто о такой расписке. Говорил, что лучше сдохнуть, чем такими головными болями мучаться через два дня на третий. У него контузия тяжелая была, вроде как в Чечне. Не такая ерунда, как у тебя, извини. У тебя по сравнению с этим баловство одно. Жить с таким диагнозом можно долго, но неприятно. Мигрень мучает. Да какая, в принципе, разница, если и башню от головных болей сносит, и сердце слабенькое. Так что ситуация-то в принципе обыденная. А все одно херово. Вроде уж сколько работаю, а привыкнуть почему-то все равно ни фига не получается… Стыдно-то как, ептыть… Мне всегда стыдно почему-то, когда я о людях думаю хуже, чем они того заслуживают. И – всегда плохо, когда наоборот… Когда думаешь о человеке хорошо, а он тебя за это наказывает. Вот так и болтаюсь всю свою сознательную жизнь между «плохо» и «стыдно». Пора бы уж, думаю, как-нибудь определиться, или в одну или в другую сторону. А не получается ни фига. – Это ты извини, – вздыхаю. – Засади себе по жирной в каждую ноздрю, старик, накати стакан поприличней. Да давай побеседуем о чем-то, сука, блядь, возвышенном и не пошлом… Он смущенно протирает аккуратной малиновой бархоткой и без того идеально чистые стеклышки только что снятых круглых, «хиппановских» очков. Я б такие, наверное, под угрозой расстрела носить отказался. Честно. Просто потому, что, как мне кажется, в них человек выглядит либо полным лузером, либо уж совсем конченым ботаном. Персонажем из той категории действующих лиц, что вызывают даже не жалость, что само по себе унизительно. А элементарную брезгливость. Либо, что еще хуже, человек маскируется под наивного лузера, насквозь пропитанного идеалами, а на самом деле – холодная и расчетливая, упрямо прущая своим корыстным маршрутом продуманная и скрупулезная сволочь. Все-таки неслучайно многие бывшие хиппи сделали себе совершенно нереальные состояния на этих самых идеалах, которые в наглую впаривали окружающим. Вместе с клешами, ЛСД, героином, гашишем и цветными гавайскими рубашками. Вместе с дисками «Битлз», «ленноновскими» очками, легендами об угарной Дженис Джоплин и амфетаминами. Продолжая широко и радостно улыбаться, носить длинный хайр и протертые до дыр джинсы и рассказывать об идеалах «детей-цветов», ага-ага. Мне почему-то так кажется, что на подобное способны только уж совсем исключительные подонки. Предельной степени концентрации. Такой, что еще немного и – кристаллы образуются. Нет, я все понимаю, торговля идеалами – бизнес даже более рентабельный, чем наркотрафик. Но всему же должен быть предел, в конце-то концов… Даже если самое страшное уже давно случилось и Бог действительно умер, что-то или кто-то над нами все равно где-то должно оставаться, ведь правда? Иначе – вообще кирдык… …Что-то, блин, думаю, меня опять не туда понесло… Викентий-то тут при чем, в этих моих абстрактных рассуждениях? Абсолютно ни при чем. Просто неконтролируемые ассоциации. Накопившиеся усталость и боль. Накопившиеся настолько, что их, как выясняется, даже пулей у меня из мозгов не вышибить. Надо отдыхать… …Он вздыхает, снова прикладывается к фляжке. – Да хрен его знает, старик, смогу ли я сейчас о возвышенном? – говорит. – Мне, по идее, просто напиться надо. Размеренно, упорно и в лоскуты. С возвышенным это, согласись, как-то мало совместимо. Хотя и с дежурством по отделению тоже. А я все-таки профессионал. Вот и сдерживаю себя изъятым у тебя порошочком. Иллюзия это, конечно. Но пока вроде бы помогает… |